Мед
и деготь перевода |
Адрес
Новости
История
Структура
События Результаты
Разработки
Конкурсы
Мероприятия
Газета |
Случилось так, что издательство “У-Фактория” обратилось ко мне за консультацией по поводу осуществленных и публикуемых переводов “Властелина колец” Дж.Р.Р. Толкина. И я предложил подумать над изданием перевода, выполненного еще в середине семидесятых годов пермяком А.А. Грузбергом. С вариантом этим я не был знаком, но кое-что знал о нем достоверно: во-первых, что это фактически первый перевод “Властелина” на русский; во-вторых, что он почти дословный (отнюдь не достоинство, но с редакторской точки зрения все же лучше дословный, чем глубоко неверный); и, наконец, в-третьих, что этот перевод (по неизвестной мне причине) никогда не публиковался в полиграфической форме, хотя давно доступен в Интернете (целиком или частично — это мне также не было известно). Моя логика была проста: тот, кто просто захочет приобрести и прочитать Толкина на волне интереса к новейшей экранизации, скорее всего обратит внимание не на свойства перевода, а на обложку (т.е. хороша ли картинка); однако представитель сравнительно небольшого числа знатоков и фанатиков Толкина несомненно прежде всего посмотрит, кто переводчик, и вряд ли станет приобретать сомнительный вариант Немировой или многократно переизданный — Муравьева и Кистяковского, хотя бы и в новой обложке. На перевод же Грузберга, до сих пор не видавшего свет, эта категория читателей скорее всего польстится хотя бы из чисто коллекционерского азарта. И таким образом в масштабе РФ будет приобретено, вероятно, до нескольких тысяч потенциальных покупателей проектируемого издания. Издательство приняло мою рекомендацию и немедленно связалось с Грузбергом, который легко согласился на предложение издать “его” “Властелина колец”. Одновременно мне предложили стать редактором этого проекта. Приступив к работе, я сразу обнаружил, что оригинал мне придется держать перед глазами постоянно. И действительно: пришлось не только часто сверяться с Толкином, но целые куски попросту переводить заново. В силу этого обстоятельства предлагаемые здесь заметки — скорее переводческие, чем редакторские. Во всяком случае адресованы они, кроме внимательных читателей, несомненно будущим переводчикам Толкина.
*** На
первый взгляд, проблема собственных имен
и названий в романе, многие из которых
говорящие, — дело вкуса. Кому-то кажется,
что важнее сохранить авторскую
фонетическую среду, а потому все имена
надо транслитерировать. Другой умиляется
характерным смысловым подтекстом и
аплодирует ловкости переводчика,
представляющего Бэггинса как Сумкинса
или Торбинса, Брендибака как Брендискока
и т.п. Таким образом, чтобы остаться последовательным в переводе толкиновского “перевода”, необходимо для аналогичной имитации отыскать, в частности, линию, соответствующую выбранной Толкином “кельтский — английский”, например, “древнеславянский — русский”, или, для того чтобы еще отчетливее подчеркнуть новообразования хоббитского языка, “древнеславянский — украинский” (во втором случае комический эффект будет непревзойденным) и в соответствии с этим не транслитерировать эльфийские, к примеру, имена и названия, как наиболее древние, а тоже по возможности переводить на древнеславянский или — еще не легче! — древнеарийский. Следуя этому правилу, придется Галадриэль называть Древобабой, Анориен — Яр-краем, Леголаса — Зеленлистом и т.п. Однако этот путь, по которому, кстати, уже пробовали делать несколько абсолютно нелогичных, но вполне бодрых шагов иные переводчики, — путь абсолютно провальный. И не только потому что на фоне Древобабы Бильбо Бэггинсу не остается ничего, кроме как превратиться в какого-нибудь Бульбу Сидорчука. И не только потому, что значение некоторых древних имен и названий не поддается расшифровке (Арагорн, Эльронд, Саурон и многие другие). Все подобные мелкие нелепости бледнеют пред нелепостью основной — возникающей на этом пути в силу полного стилистического краха. Ведь задача переводчика — представить читателю произведение Дж.Р.Р. Толкина и его, Толкина, замысел постараться донести в виде как можно более адекватном оригиналу. Исходя из такого понимания, невозможно закрыть глаза на то, что аналогия и способ имитации по схеме “эльфийский/хоббитский — кельтский/английский” сама по себе не случайна, то есть закономерна и обоснована, по крайней мере, в сознании автора. А предлагаемая взамен схема “эльфийский/хоббитский — древнеславянский/русский” совершенно произвольна и никакого прямого отношения к работе Толкина не имеет. Такие фокусы больше приличны пародии, но в таком случае необходимо честно предупреждать читателя и не ставить имя Толкина на обложке. Стало
быть, транслитерировать? Несомненно. И я
уверен, что в русском переводе Bilbo Baggins
должен оставаться Бильбо Бэггинсом точно
так же, как диккенсовский
David Copperfield остается Дэвидом
Копперфильдом и не превращается в Давыда
Меднопольского. Примерно та же история с прозвищем Арагорна, чье значение также тесно вплетено в контекст повествования. При этом лично я остановился на переводе слова “Strider” как Скороход. Частенько встречающийся “Странник” подходит хуже, поскольку, во-первых, не соответствует сути прозвища: качество Арагорна, отраженное в нем, — отнюдь не практически бесцельное и неспешное (характерное для странников), но, напротив, быстрое передвижение с целью разведки, а во-вторых, Странник (Grey-wanderer, Серый Странник) — прозвище волшебника Гэндалфа. По первому соображению не проходят и такие варианты, как Колоброд или Бродяга, хотя бродяжничество — свойство несомненно присущее Арагорну, что подчеркнуто в посвященном ему стишке Бильбо:
All
that is gold does not glitter,
В моем переводе это звучит так:
Настоящее
золото не блестит,
Однако прозрачный намек на странничество изгнанного короля, имеющийся здесь во второй строчке, лингвистически с прозвищем “Strider” не связан.
*** Может быть, самое главное, что должен понять и предварительно усвоить переводчик “Властелина колец”, — это филологический характер основной задачи, поставленной и решаемой Толкином в ходе работы над романом. Пожалуй, суть этой задачи довольно точно выражается словами “конструирование эпоса”. Толкин делает это, опираясь на глубокое знание европейской эпической литературы и огромную к ней любовь. Косвенным доказательством того, что он стремился именно к такому итогу и достижению, является его собственное признание в том, насколько важной была для него оценка коллег-филологов. Но, если переводчик примет это как неоспоримый факт, он обязан разглядеть в тексте романа строительный материал, позаимствованный из европейского эпоса, и способы его скрепления “по образу и подобию”. Стоит упустить этот пункт из виду, скажем руководствуясь желанием сделать роман более “читабельным”, и материал портится, подменяется, подмокает — вместо вековой морены в ход идут банальные кирпичи, вместо пеньки и замешанного еще по древнеримскому рецепту бетона в швы заливается на глазок разведенный цемент. Результат — конструкция получается уродливая, а то и вовсе рассыпается у мало-мальски требовательного читателя на глазах. Дополнительная сложность заключается в том, что “Властелин колец” стилистически неоднороден. Поэтому я и употребляю выше “обязан разглядеть”. Так вот, эта обязанность должна быть постоянно соблюдаемой. Ни в коем случае не следует, открыв в романе отпечатки европейского эпоса, полностью настраивать на этом основании стиль перевода. Там найдутся и другие “хвосты” — прежде всего ощутимое влияние великой английской романистики, берущей начало в творениях Филдинга и достигающей непревзойденного расцвета в волшебных романах Диккенса. Как минимум, в одном, но чрезвычайно важном и пространном эпизоде (я имею в виду встречу “воскресшего” Гэндалфа с Арагорном, Леголасом и Гимли в главе “Белый всадник”, см. ниже) содержится откровенная реминисценция на Евангелие (см., например, Л., 24)). Очень важную и также вполне традиционную, в русле новой английской литературы, часть романа составляют пространные и могущие показаться откровенно скучными современному читателю пейзажные отступления. Эти страницы в некоторых изданиях и вовсе беззастенчиво опускаются. Увы, прежде изданным переводам “Властелина колец” нередко свойственна существенная стилистическая аберрация диалогов в сторону опрощенной лексики и фразеологии. Мне думается, эту тенденцию, помимо непосредственно коммерческих “популистских” соображений, вызвало к жизни досадное недоразумение, согласно которому Дж.Р.Р. Толкин — писатель №1 в ряду современных производителей романов и сериалов жанра фэнтези. Принявшему это утверждение за истину трудновато избежать “подгонки” Толкина под какого-нибудь Фрица Лейбера или Глена Кука, отнюдь не блестящих знатоков фольклора и эпоса, вкладывающих в уста своих псевдоэпических персонажей бойкие периоды, характерные в лучшем случае для летнего лагеря бой-скаутов. Истина же, по моему глубокому убеждению, заключается в том, что Дж.Р.Р. Толкин в ряду авторов современной литературы фэнтези (увы, по преимуществу, совершенно бульварной) писатель №0, а не №1. Он не из этого ряда, он из ряда “Филдинг — Диккенс — Теккерей — Честертон — К.С. Льюис”. Конечно, названные представления и установки проявляются в мелочах, но ведь великие романы как раз и складываются из мелочей, в конечном счете даже таких, как слова, буквы и даже знаки препинания, и в итоге представляют собой тот самый мед, который так легко испортить единственной ложкой дегтя.
В заключение приведу один пример, одну цитату, в оригинале и в разных переводах.
J.R.R. Tolkien: ... The old man was too quick for him. He sprang to his feet and leaped to the top of a large rock. There he stood, grown suddenly tall, towering above them. His hood and his grey rags were flung away. His white garments shone. He lifted up his staff, and Gimli’s axe leaped from his grasp and fell ringing on the ground. The sword of Aragorn, stiff in his motionless hand, blazed with a sudden fire. Legolas gave a great shout and shot an arrow high into the air: it vanished in a flash of flame. “Mithrandir!” he cried. “Mithrandir!” “Well met, I say to you again, Legolas!” said the old man. They all gazed at him. His hair was white as snow in the sunshine; and gleaming white was his robe; the eyes under his deep brows were bright, piercing as the rays of the sun; power was in his hand. Between wonder, joy, and fear they stood and found no words to say. At last Aragorn stirred. “Gandalf!” he said. “Beyond all hope you return to us in our need! What veil was over my sight? Gandalf!” Gimli said nothing, but sank to his knees, shading his eyes.
Перевод Н. Григорьевой, В. Грушецкого: ...Старик легко вскочил и показался им высотой с дерево. Серый плащ распахнулся, под ним словно полыхнул белый огонь. Он поднял посох, и топор, вырвавшись из рук Гимли, со звоном ударился о камни. Андрил в руке Арагорна запылал, как пламя. Стрела Леголаса со звоном рванулась прямо в небо и исчезла в яркой вспышке. — Митрандир! — ликующе завопил эльф, бросая лук. — Митрандир! — И в третий раз скажу я, добрая встреча, Леголас, — ответил эльфу глубокий голос. Шляпа старика исчезла, снежно-белые кудри рассыпались по плечам. Плащ лежал у ног, одежда сверкала ослепительным серебром. Из-под мохнатых бровей на онемевших спутников смотрели такие знакомые, пронзительные и мудрые с лукавинкой глаза. — Гэндальф... — несмело произнес Арагорн. — Гэндальф! Ты вернулся! Как раз тогда, когда мы начали терять последнюю надежду. Гэндальф... — Следопыт задохнулся от волнения. — Я не верил глазам, но это ты! Гимли молча опустился на колени и обнял ноги старика...
Перевод А. Грузберга: ...Старик оказался слишком проворным для Гимли. Он вскочил на ноги и прыгнул на вершину большого камня. Тут он стоял, сделавшись неожиданно очень высоким, возвышаясь над ними. Он поднял свой жезл — топор выпал из руки Гимли и со звоном упал на камни. Меч Арагорна, зажатый в неподвижной руке, сверкнул внезапным пламенем. Леголас закричал и выпустил в воздух стрелу, которая исчезла во вспышке пламени. — Митрандир! — кричал эльф. — Митрандир! — Доброй встречи, снова говорю я, Леголас, — сказал старик. Все смотрели на него. Волосы его были белы, как снег при солнечном свете, сверкала белизной вся одежда, глаза под густыми бровями были яркими, отбрасывая лучи, как солнце, во всей фигуре ощущалась власть. Друзья стояли и не могли сказать ни слова, пораженные и удивлением, и радостью, и страхом. Наконец Арагорн зашевелился. — Гандалв! — прошептал он. — Вы вернулись к нам, когда не было никакой надежды, вернулись, когда в вас крайняя необходимость. Что за вуаль опустилась на мои глаза? Гандалв! Гимли ничего не сказал, но опустился на колени, заслонив глаза.
Перевод А. Грузберга, под ред. А. Застырца: ...Старик оказался гораздо проворнее Гимли. Он вскочил и мигом очутился на вершине большого камня. И сделался вдруг очень высоким, поднявшись над ними. Он воздел свой посох. Топор выпал из рук Гимли и зазвенел о камни. Меч в неподвижной руке Арагорна раскалился и засверкал белым сполохом. Леголас вскрикнул и выпустил в воздух стрелу, которая исчезла во вспышке пламени. — Митрандир! — прошептал эльф и повторил громогласно: — Митрандир! — Я же говорю, вот мы и встретились, Леголас, — сказал старик. Все уставились на него. Волосы его сверкали, как первый снег на солнце, и тою же ослепительной белизной светилась одежда, глаза ярко горели из-под густых бровей, и даже казалось, что они испускают лучи, во всей фигуре ощущалось могущество. Друзья стояли и не могли вымолвить слова, пораженные, обрадованные, напуганные. Наконец Арагорн зашевелился. — Гэндалф! — проговорил он. — Вы вернулись к нам, когда уже умерла последняя надежда, вернулись, когда вы так нам нужны... Что за пелена ослепила мои глаза? Гэндалф! Гимли ничего не сказал, просто упал на колени, зажмурившись...
Сверка с оригинальным текстом позволяет видеть, что этого куска я заново не переводил, в основном положившись на работу, проделанную А. Грузбергом, на интенции, содержащиеся в ней, и на общие стилистические принципы, выработанные мной до этого. О результате судите сами. Но если бы этот фрагмент был частью перевода, выполненного мной, он выглядел бы примерно так:
... Старик оказался слишком проворным даже для Гимли. Он вскочил на ноги и мигом взлетел на вершину широкой скалы. Здесь он выпрямился, внезапно выросший и возвысившийся над ними. Его куколь и серые лохмотья отлетели прочь. Его белые одежды сияли. Он воздел свой посох, и топор Гимли, вырвавшись у того из рук, со звоном повалился на землю. Меч Арагорна, застывший в его онемевшей длани, вспыхнул внезапным огнем. Леголас издал восторженный вопль и пустил стрелу высоко в воздух, где она исчезла во вспышке пламени. — Митрандир! — кричал он. — Митрандир! — Вот мы и встретились, говорю тебе вновь, Леголас! — молвил старик. Все уставились на него. Волосы его были белы, как снег, озаренный полуднем, и тою же белизной сверкало его платье; глаза блестели из-под густых бровей, пронзительные, точно солнечные лучи, и весь он был средоточием силы. Меж удивлением, радостью и страхом застыли они и долго не находили слов. Наконец Арагорн шевельнулся. — Гэндалф! — сказал он. — За пределами всякой надежды вы вернулись, пришли к нам на помощь! Что за пелена покрывала мой взор? Гэндалф! Гимли ничего не сказал, но зажмурился и упал на колени...
|
Адрес
Новости
История
Структура
События Результаты
Разработки
Конкурсы
Мероприятия
Газета |
20.01.03