"За что боролись, товарищи?..."

Адрес Новости История Структура События Результаты Разработки Конкурсы Мероприятия Газета
 Web-сайты

5 марта нынешнего года исполнилось 50 лет со дня кончины Иосифа Виссарионовича Джугашвили — Сталина. Пожалуй, ни один «посмертный» юбилей не приковывал к себе столь пристального внимания общественности, нарушая негласное табу «об ушедших либо хорошо, либо ничего». Что вполне объяснимо: слишком уж большой отпечаток в судьбах, сердцах и умах оставила эпоха Сталина, слишком трудно забыть и даже беспристрастно осмыслить роль его личности в истории России, да и всего мира. Несмотря на целые библиотеки трудов, километры отснятой о нем кинопленки, загадка его до сих пор полностью не разгадана, она продолжает занимать исследователей. В научной газете уместно вспомнить о теоретическом наследии «отца народов», если таковое было вообще. Являлся ли он действительно «большим ученым», последовательным марксистом-ленинистом — в частности? Ответу на этот вопрос посвящена книга А.В. Гайды, К.Н. Любутина и С.В. Мошкина «Марксизм Иосифа Сталина», вышедшая не так давно в Институте философии и права УрО РАН. Предлагаем вниманию читателей фрагмент одного из этих философско-политологических очерков, любезно предоставленный редакции автором, доктором политических наук Сергеем Мошкиным.

…Систематизировав учение Ленина в “Основах ленинизма”, Сталин сделал существенную заявку на звание преемника умершего вождя, однако этот успех не был решающим. Ведь Сталин не изложил учения, которое принадлежало бы лично ему. Для того чтобы разбить Троцкого в теории и занять в партии лидирующее положение, Сталину нужно было найти позицию, которая пользовалась бы в партии широкой поддержкой и в то же время рассматривалась большевиками как характерная лично для него. Когда Бухарин, заговорив о концепции построения социализма в одной, отдельно взятой, стране, не придал ей основополагающего значения, у Сталина такая возможность появилась. Именно это ему и было нужно. Тогда как Бухарин сделал упор на “социализм” и в особенности на его экономический аспект, Сталин ухватился за тему “одной страны” и использовал ее в борьбе против Троцкого по основным идеологическим вопросам политики партии.

К этому времени в партии уже стало аксиомой, что любая верная идея обязательно должна быть ленинской. Поэтому Сталин и не претендовал на оригинальность, когда высказывал мнение о возможности строительства полного социализма в условиях отдельно взятой Советской России. Более того, он постоянно называл ее “ленинской теорией победы социализма в условиях отдельно взятой страны” и категорически отрицал, что сам внес что-либо оригинальное в этот вопрос. В этот период основная полемическая аргументация Сталина состояла из ленинских цитат — или прямо подтверждала правильность отстаиваемой им позиции, или создавала видимость того, что позиция им соответствует.        

В дискуссии с Троцким Сталина, по его словам, выручил “тщательный анализ трудов Ленина”, и в статье Ленина, написанной в августе 1915 г., была найдена следующая фраза:     

“Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа первоначально в немногих, или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране”.

Позднее, в 1916 г., Ленин к этому прибавил:

“Развитие капитализма совершается в высшей степени неравномерно в различных странах. Иначе и не может быть при товарном производстве. Отсюда непреложный вывод: социализм не может победить одновременно во всех странах”.

Однако в приведенных цитатах Ленин имел в виду отнюдь не Россию, а передовые, экономически развитые капиталистические страны, и когда он говорил, что в одной из этих стран социализм может установиться раньше, чем в других, — такое положение, в принципе, особого возражения не вызывало. Это было очевидно и для Маркса и Энгельса уже после 1848 г.  В 1915 и 1916 гг. Ленин еще не делал вывода, что социализм может быть введен и в одной, притом очень отсталой, экономически неразвитой стране. Столь неожиданный и странный вывод был им сделан позднее, в 1923 г., в той самой статье о кооперации. И вот за эту-то статью, которой другие особого значения не придавали, и ухватился Сталин. Она явилась для него во время теоретической дискуссии с Троцким своего рода озарением, откровением, “неоспоримой истиной”. Цитируя вновь и вновь ленинские строчки о том, что в России есть “все необходимое для построения полного социалистического общества”, Сталин подчеркивал, что “именно Ленин, а не кто-либо другой, открыл истину о возможности победы социализма в одной стране”.               

Этой “неоспоримой истиной” Сталин намеревался навзничь опрокинуть всю троцкистскую теорию перманентной революции. Однако для этого Сталину нужно было предварительно “очиститься” от того, что несколько месяцев до этого, впадая в антиленинскую “ересь”, он писал о невозможности построения социализма в одной стране. Пускаясь в это предприятие, он стал доказывать, что никогда не отрицал возможности “построения полного социалистического общества силами нашей страны, без помощи извне”, а лишь утверждал, что гарантировать социалистическое общество СССР от всяких опасностей извне, интервенции капиталистических стран, может лишь революция пролетариата в этих странах. Некоторый небольшой недостаток своей прежней формулировки Сталин видит лишь в том, что “она связывает в один вопрос два разных вопроса: вопрос о возможности построения социализма силами одной страны, на что должен быть дан положительный ответ, и вопрос о том, может ли страна с диктатурой пролетариата считать себя вполне гарантированной от интервенции и, стало быть, от реставрации старых порядков без победоносной революции в ряде других стран, на что должен быть дан отрицательный ответ”.

Отказавшись от первоначальной формулировки (о том, что для полной победы социализма потребуются усилия пролетариев нескольких стран) на том основании, что она не являлась адекватным выражением позиции Ленина, Сталин казуистически реинтерпретировал эту позицию таким образом, что слова Ленина о “полной победе социализма” увязывались у Сталина с учением о возможности построения социализма в одной стране, а когда Ленин говорил об “окончательной победе социализма”, он якобы имел в виду устранение опасности для советского социализма от внешней угрозы, от военной интервенции со стороны враждебного капиталистического окружения. 

Так с легкой руки Сталина в теории большевизма появилась концепция двух различных типов “побед”: “полная победа социализма” и “окончательная победа социализма”. Советский народ может построить социалистическое общество собственными силами, не нуждаясь в помощи пролетариата других стран, помимо той моральной поддержки, которую он уже получает, а также готовности иностранных трудящихся прийти на выручку в случае необходимости. И это будет “полная победа социализма” в СССР. Однако никакая созидательная деятельность советского народа не может полностью гарантировать от опасностей реставрации старых порядков. Такая опасность будет существовать, пока не будет победоносной революции в ряде других стран. Гарантированная безопасность революции и, следовательно, “окончательная победа социализма” в СССР могут быть обеспечены только дальнейшим развитием мировой революции. Сталин особо подчеркивал этот момент. Его трактовка теории построения социализма в одной стране никоим образом не отвергала постулата, в соответствии с которым коммунистическая революция со временем распространится за пределы советских границ, а затем станет всемирной. Новое, предложенное Сталиным, заключалось в утверждении автономного характера российского национального революционного процесса, то есть в том, что “полный” социализм будет построен в СССР независимо от мировой революции. 

Сталин стремился идеологически обосновать эту позицию ссылками на главный авторитет — Ленина. Вместе с тем он добивался того, чтобы узаконить в партии практику идеологических “новаций”, например путем очевидной ревизии формулы Энгельса, выдвинутой в 1847 г., о спонтанной, одновременной коммунистической революции во всех крупных странах. Таким образом, Сталин взял на себя ранее принадлежавшую Ленину роль лидера партии, который определяет идеологическую ориентацию большевизма.                

Усвоив новый взгляд на построение социализма, Сталин уже без колебаний принимается поучать:

“Универсальная теория одновременной победы революции в основных странах Европы, теория невозможности победы социализма в одной стране, — оказалась искусственной, нежизнеспособной теорией. Семилетняя история пролетарской революции в России (Сталин пишет это в декабре 1924 г. — Авторы) говорит не за, а против этой теории. Теория эта неприемлема не только как схема развития мировой революции, ибо она противоречит очевидным фактам. Она еще более неприемлема как лозунг, ибо она связывает, а не развязывает инициативу отдельных стран, получающих возможность, в силу известных исторических условий, к самостоятельному прорыву фронта капитала, ибо она дает стимул не к активному натиску на капитал со стороны отдельных стран, а к пассивному выжиданию момента “всеобщей развязки”, ибо она культивирует среди пролетариев отдельных стран не дух революционной решимости, а дух гамлетовских сомнений насчет того, что “а вдруг другие не поддержат”. Ленин совершенно прав, — продолжает Сталин, — говоря, что победа пролетариата в одной стране является “типичным случаем”, что “одновременная революция в ряде стран” может быть лишь “редким исключением”.

Разоблачая “универсальную теорию одновременной победы революции в основных странах Европы”, Сталин, по сути, занимался теоретической подтасовкой, поскольку в действительности такой теории в марксизме не существовало. Ни Маркс с Энгельсом (по крайней мере, после 1848 г.), ни Ленин с Троцким никогда не высказывали тезиса об “одновременной” победе. Они говорили о социалистической революции как всемирном процессе, однако это не совсем то же самое, что утверждение об “одновременной” победе. Тем не менее, предпринятая фальсификация, адресованная партийной массе, неискушенной в истории марксистской мысли, легко позволила Сталину указать на “пропасть”, отделяющую ленинскую теорию от теории Троцкого о перманентной революции, назвав последнюю “разновидностью меньшевизма”. 

Взяв на вооружение новый тезис о различии между “полным построением” и “полной победой”, Сталин перешел во фронтальное идеологическое наступление против Троцкого. Стратегией этого наступления было принципиальное противопоставление “ленинизма”, который идентифицировался теперь с верой в возможность победы социализма в одной стране, и “троцкизма”, ставшего теперь синонимом теории “перманентной революции”.          

***

Сталин был, безусловно, прав, когда на VII расширенном пленуме ИККИ говорил о себе, что никогда “не претендовал на что-либо новое в теории…”. Из круга идей, именуемых нынче сталинизмом, нет ни одной, которая бы принадлежала ему. Все самым беззастенчивым образом заимствовано у других. В 1924 г., вместе с Бухариным и Рыковым, он резко осуждал одного из лидеров троцкистской оппозиции Преображенского, предлагавшего создать “социалистическое накопление” с помощью, как тогда говорили, “военно-феодальной эксплуатации крестьян”. В 1928 г. как ни в чем не бывало он делает доктрину Преображенского осью всей своей политики. В 1924–1925 гг., под влиянием Бухарина и Рыкова, он сражается против идеи “сверх-индустриализации” Троцкого. В 1929 г. он выступает за самые крайние и варварские формы этой сверхиндустриализации. В 1925 г. Сталин — против идеи раскулачивания крестьян, выдвинутой Каменевым и Зиновьевым. Через несколько лет по его распоряжению сотни тысяч крестьян будут сосланы на принудительные работы в Сибирь и на Север. Еще в июне 1928 г. он грозит тем, кто смеет утверждать, что мелкое сельское хозяйство ни на что не способно и пережило себя. А через несколько месяцев, в мае 1929 г., он потребует немедленной принудительной коллективизации деревни, доказывая, что мелкое хозяйство уже отжило. Беря чужую идею, против которой он вчера еще протестовал, объявляя ее своей, Сталин обычно усваивал ее как схему, механически расчленяя прочитанное на “правила”, “законы” и “выводы”. Он и Ленина так читал, а потом пересказывал прочитанное в многочисленных брошюрах, пересыпанных непрестанными цитатами и ссылками на Ленина, мня себя “лучшим учеником Ленина” и теоретиком, дополняющим учение Маркса. Однако Ленин, будь он жив, вряд ли обрадовался бы такому “ученику”. О теоретических способностях генерального секретаря партии Ленин высказывался при жизни вполне определенно: “Несчастье Сталина в том, что он любит простые истины, не понимая того, что очень часто такие истины являются самыми сложными. Кроме того, он все перебарщивает и все пересаливает”.              

Когда на одном из съездов Сталин пустился в теоретические рассуждения, известный исследователь Маркса Д.Б. Рязанов крикнул ему: “Коба, не смешите людей. Теория — не ваша специальность”. Со стороны старых партийцев это было не единственным проявлением того, что они пренебрегают способностями Сталина, считая его хорошим организатором, но отнюдь не теоретиком. Позднее это ударило бумерангом по многим из них. 

Сталин был умелым полемистом, хитрым и непримиримым соперником, который знал все приемы и ухищрения, необходимые для победы в политической дискуссии. Сконцентрировав все внимание партии на вопросе о возможности победы социализма в СССР, заставляя ее заниматься сопоставлением многословных цитат и поисками различий в нюансах тех или иных формулировок, Сталин фактически снял с обсуждения намного более важный вопрос — какой же социализм получится в результате большевистского эксперимента. Этот вопрос никогда не разбирался сколько-нибудь подробно во внутрипартийных дискуссиях, за исключением, пожалуй, признания Бухарина, что это будет “отсталый социализм, но все-таки он будет социализмом”. Не удивительно, что в декабре 1936 г., то есть всего через четыре года после массового голода, в момент, когда жизненный уровень основной массы населения находился на грани нищеты, Сталин выдвинул еще одну теоретическую и политическую “новацию” — объявил, что социализм в СССР уже построен. Так завершилась одна из самых крупных идеологических ревизий в истории марксизма.

Подлинный смысл сталинской “теории о возможности победы социализма в одной стране” точнее всех выразил, пожалуй, Троцкий, раньше других увидевший в политике Сталина стремление защитить свое господствующее положение в стране и с этой целью “заранее назвать социализмом все, что происходит и будет происходить внутри Союза” . Как писал в 1939 г. Ф. Раскольников в письме Сталину, “рабочий класс верил, что вы ведете его к социализму, но вы обманули его доверие. Он надеялся, что с победой социализма в нашей стране всем будет житься радостно и легко. Вы отняли даже эту надежду: вы объявили социализм построенным до конца. И рабочие с недоумением, шепотом спрашивали друг друга: “Если это социализм, то за что боролись, товарищи?”.

Адрес Новости История Структура События Результаты Разработки Конкурсы Мероприятия Газета
 Web-сайты