Универсум
российской фантастики |
Адрес
Новости
История
Структура
События
Результаты
Разработки
Конкурсы
Мероприятия
Газета |
Фишман
Л.Г. Фантастика и гражданское общество /Рос.
Академия наук. Урал. отд-ние. Ин-т
философии и права. — Екатеринбург, 2002. —
166 с. (Феноменология политического
пространства) Лети
Россия — на перепутье, и до сих пор у нас как идеалы, так и практика общественной жизни полны противоречий. Но так как, бесспорно, за основу берется все-таки «западный» путь развития, в центре внимания оказывается категория демократического гражданского общества. Л. Фишман представляет его как сферу «взаимодействия индивидов и их объединений и так называемого правового государства», понятие, возникшее на стыке концепций естественных прав человека и народного суверенитета, отчуждаемого в пользу государства. По определению одного из сетевых словарей, это «совокупность отношений в сфере экономики, культуры и пр., развивающихся в рамках демократического общества независимо, автономно от государства». Возможно ли в принципе для России такое состояние умов и отношений? Каковы для этого предпосылки, ограничения либо альтернативы? Автор берется выявить специфику отечественного подхода к проблеме гражданского общества, да и к проблеме будущего в целом, исходя из особенностей «русского фэнтези», опять же, западного по происхождению рода литературы, причудливо трансформировавшегося на нашей почве. Прежде
всего, дается в меру развернутый обзор «доперестроечного»
развития советской фантастики: от
идеологизированных, но уже тогда
достаточно нестандартных революционных
утопий А. Богданова, А. Толстого, В.
Федорова — к антиутопии Е. Замятина, от
уныло-благонадежной фантастики 30–50-х — к
философским поискам И. Ефремова и братьев
Стругацких. Со второй половины
двадцатого века собственно научная
фантастика, базирующаяся на
технологической и философской
проблематике научно-технического
прогресса, начала «уступать позиции»
стилю фэнтези. «Из существа, ищущего
истину и на ее фундаменте строящего
картину мира, человек европейско-американской
культуры превратился… в существо,
конструирующее миры… критерием
истинности становился исключительно
индивидуальный духовный опыт».
Модернистская религия «Нового века» («New
Age»), обещавшая на рубеже тысячелетий
смену философских и теологических
парадигм и полное обновление духовного
опыта, нашла, по мнению автора, отражение
в творчестве И. Ефремова. В том, каким он
видел человека будущего, субъекта
преобразования мира: по
коммунистическому образцу, но с
превалированием духовной ценности,
гуманистического идеала. Что же касается
наследия Стругацких, Л. Фишман, по-моему,
слишком тенденциозно приписывает ему
полное господство «тотально-герметичного
гуманистического дискурса», где «основная
проблема тотального гуманизма —
проблема полного контроля над Иным с
целью не дать ему ворваться в замкнутую
систему — остается нерешенной». Э, нет:
Стругацкие (в последние годы — Б.Н.
Стругацкий под псевдонимом «С. Витицкий»)
меньше всего страдают «герметизмом»,
ограниченностью в рамках какой бы то ни
было идеологии, лучший тому аргумент —
сами их произведения. Тем не менее Л.Фишман
сосредоточил внимание на совершенно ином
(увы, и по художественному уровню!) пласте
фантастической литературы. Все упоминающиеся далее произведения так или иначе обращены к будущему России, к насущным вопросам современности. Еще Владимир Соловьев когда-то предупреждал: «Если Россия не откажется от права силы и не поверит в силу права, если она не возжелает искренне и крепко духовной свободы и истины, — она никогда не сможет иметь прочного успеха ни в каких делах, ни внешних, ни внутренних». Пока же налицо — аморфность, расплывчатость как идеалов, так и правовых норм, социальная инертность при безусловном наличии многих «подводных течений». Автор книги выделяет из них реваншистские и ревизионистские проявления: реакцию на маловразумительные преобразования последних лет, на падение жизненного уровня и вообще ценности жизни, на «прозападные», «проамериканские» реформы, раскол СССР, обнищание России и потерю авторитета страны на международной арене. Все это нашло отражение в реваншистски-ревизионистской литературе, в том числе — множестве произведений в стиле фэнтези, условно объединенных в «Русский проект». Проект реабилитации России как государства, национального образования, духовной и культурной общности, исторического, даже мифологического и религиозного феномена. Варианты, предлагаемые фантастами, в общем, незамысловаты, мышление здесь довольно плоскостное: исламизация власти и населения (Ю. Никитин, В. Михайлов), торжество неоязычества над христианством (Е. Гуляковский, С. Алексеев), восстановление монархии, ревизия отечественной истории, ревизия западной мифологии (опосредованно, через дописывание и переписывание эпопей Толкина), повторяющийся мотив всемирной катастрофы, которая должна расчистить место новому обществу и новому человеку. «В эпистемологическом поле фантастики и шире — культуры модерна и постмодерна, — пишет Л. Фишман, — апокалиптика «заземляется» и превращается в катастрофизм… Апокалиптическое пророчество о конце времен превращается в предсказание великой социальной катастрофы, после которой начнется подлинная история человечества»). Собственно, о гражданском обществе речь в большинстве романов не идет, по жанру это зачастую детективы либо боевики, где футурологическая концепция играет подсобную роль. «После смерти Ельцина в конце 90-х годов к власти приходят патриотические силы… происходит… очищение страны от криминалитета, изменников и компрадоров с конфискацией их имущества в пользу государства. Всех расхищавших богатства России привлекают к суду, многих из них казнят… в стране начинается экономический и культурный подъем. Параллельно готовится масштабная акция по организации крушения Америки…» — так пересказывает автор сюжет романа Ю. Козенкова «Крушение Америки». Сомневаюсь в каком-либо побудительном воздействии подобной шаткой конструкции на мысль читателя. Что здесь от реальной расстановки сил и реальных тенденций мирового развития? В самом же исследовании Л. Фишмана, мне кажется, заслуживает внимания воссоздание собирательного образа героя сегодняшней фантастики (то есть человека будущего, квинтэссенции того, чего мы ждем от самих себя в будущем) и связанные с этим морально-этические вопросы. Автор вводит термин «темный герой» и прослеживает как литературный, так и социально-психологический генезис этого персонажа: «Мы потерпели поражение в экономической и культурной сфере от Запада и теперь стремимся его компенсировать… герой русского фэнтези, вставая на сторону Тьмы, делает это не только с целью сохранения собственной индивидуальности, но и с тем, чтобы сохранить свою моральную уязвимость». По мысли Л. Фишмана, мы сейчас поддаемся «демиургическому искушению». «…Индивид, обладающий уникальными способностями и (или) уникальными возможностями влияния на свое окружение и считающий себя вправе использовать эти способности и возможности» — одновременно и пугает, и завораживает. В некотором смысле альтернативой воспринимается герой-демиург из только что вышедшего романа С. Витицкого «Бессильные мира сего»: «Я вовсе не хотел, чтобы вы были довольны. Я даже не хотел, чтобы вы были счастливы. Если угодно, я как раз хочу, чтобы вы были не довольны. Всегда. Во всяком случае, большую часть своей жизни. Я хотел бы, чтобы вы были достойны уважения. Ощущаете разницу?» Фантастика
наша тоже достойна уважения, когда задает
по-настоящему глубокие вопросы,
действительно обращается к тайнам
человеческой психики, общественного
устройства, мироздания в целом. Те же
достаточно условные схемы, которые
пришлось анализировать (преимущественно
все же — комментировать) Л. Фишману,
маловато дают пищи для ума. Но и на этом
материале автор сумел построить
убедительную структуру историко-литературоведческого
рассуждения, затронуть важные вопросы
психологии, морали и массового сознания.
Показать отличия вырисовывающейся
концепции будущего устройства России от
классического определения гражданского
общества. «Так какую же модель
гражданского общества мы получим в итоге?
Уж точно не привычную либерально-консервативную:
об этом свидетельствует в целом
антилиберальный консенсус отечественной
фантастики, да и не только фантастики… [наша
же] функциональная модель являет собой
картину общества, «ушедшего в себя» и
ставшего непроницаемым для
традиционного политологического и
социологического дискурса…
единственной целью… является достижение
максимальной эффективности в борьбе за
влияние по устанавливаемым государством
правилам и при доминировании в
обществе толерантности… (российский
вариант — терпимости, что не одно и то же)…
И это — традиционное для России
состояние», — заключает автор. Финал
книги остается открытым — для новых
сопоставлений, рассуждений и, хотелось бы,
продуманных и неформальных решений.
|
Адрес
Новости
История
Структура
События
Результаты
Разработки
Конкурсы
Мероприятия
Газета |
12.06.03