Его передовая |
Михаил
Григорьевич Кожухов с 1951 года работает в Институте физики металлов УрО РАН
мастером по ремонту приборов. Прошел фронт, был ранен, награжден. Войну — не
только героизм, но и холод, голод, боль, страх, вспоминать ему хочется не
всегда, но 60 лет Победе — повод святой. Вот фрагменты его рассказа.
— В 1942-м мне исполнилось восемнадцать, жил я в Башкирии. А в Стерлитамаке
в то время находилось эвакуированное пехотное училище, в которое меня и
адресовали. После обучения вышел пулеметчиком системы «Максим» в звании
сержанта и был направлен в отдельный пулеметный батальон, где стал
командиром расчета.
Так в роте ПТР 42-ой Смоленской дивизии я
вплотную попал «на передок».
Помню, подходили к передовой — ночь, тишина, вокруг ни души, и уже только по одному запаху — гарь, порох, жженое дерево, металл, вонь специфическая — понимали: о-о-о ребята, передовая. Там я пробыл три месяца, вроде бы недолго, но по военным меркам это большой срок. Вот под Оршей собрали наш полк — 3000 человек, и в атаку. Но наступление провалилось, мы откатились на исходные. За три дня боев от полка осталось 150 человек, остальные убиты и ранены.
Я запоминал впечатления во время боя, думал,
если выживу — расскажу. Свист одних только пуль, летящих в тебе в лоб,
сливается в единый гул, подобно ору грачей весной или жужжанию роя пчел. Вот
и «пашешь землю носом» — приподнимешься, и ты решето. А тут еще снаряды,
бомбы, мины, гранаты, огнеметы, все это рвется, полыхает все против тебя!..
Ужас сплошной. После боя отбежишь от передовой метров на 400, вздохнешь
облегченно — жив, пуля не достанет!
Однажды поддерживали наступление штрафроты. С одной стороны — наши заградотряды, с другой — немцы. Посредине в траншее 125 штрафников к атаке готовятся, и наш взвод — 12 пэтээровцев со своими «дудками». Утром они в атаку пошли, а мы из траншеи по пулеметным точкам били, танков-то немецких уже почти не попадалось. Пальнешь из «симоновки», мгновенно снимешь ее с бруствера, и бегом на другое место, чтобы не засекли, не прибили. Из штрафников тогда шесть человек вернулось, а нас пятеро осталось…
На следующее утро после боя мы с Гавриком, —
товарищем по передовой, бежали по траншее — про завтрак узнать. Тут вдруг
свист, характерный такой — немецкая мина сверху, ощущение, что летит тебе
прямо в голову. Я только присесть успел — и рвануло. Из окопа меня выбросило
в крови, в земле, пытаюсь встать — правая нога не держит, как резиновая, и
боль страшная. Осколком задело, санитар потом контузию определил. Но мне еще
повезло, Гаврика и вовсе не нашли. Так для меня передовая кончилась, но не
война.
…Были и веселые моменты. Как-то лежим в палате
— тепло, солнышко светит, красота — будто войны нет! Вдруг хлоп… хлоп,
приглушенные такие хлопки, шум какой-то, кто-то орет: «Мины, заминировано!»
Медсестер как ветром сдуло, мы одни в палате остались — неходячие. Давай
кричать, приходит политрук: «В чем дело?» Мы ему: «Заминировано!» Вот он
пошагал из палаты на хлопки и… нашел во флигеле печь протопленную. Там в
поддувале язычок хлопает, он нас и напугал! Потом весь госпиталь смеялся…
|
06.05.05