|
По следам первых обитателей Земли |
|
Андрей Викторович Маслов, избранный
членом-корреспондентом РАН в 2006 году, родился в семье геолога. Отец,
доктор геолого-минералогических наук Виктор Алексеевич Маслов с детства брал
его с собой в поле, и нет ничего удивительного в том, что после окончания
школы Андрей поступил на геологический факультет Воронежского университета.
После его окончания в 1979 году приехал работать в Уфу, в Институт геологии
Башкирского филиала АН СССР, сначала стажером-исследователем, потом младшим
научным сотрудником. В 1982 по направлению БФАН СССР поступил в целевую
очную аспирантуру при Геологическом институте АН СССР (Москва).
Ему повезло с научным руководителем.
Член-корреспондент АН СССР Петр Петрович Тимофеев — личность, в
геологическом мире известная. По словам Андрея Викторовича, порой его
приходилось ждать часами, чтобы обсудить полученные результаты, так как
Петра Петровича буквально «рвали на части» ученики, коллеги. И всем он
уделял внимание, и все что-то получили от него. «И я оторвал кусочек», —
говорит Маслов.
В 1986 году Андрей Викторович защитил
кандидатскую диссертацию. Вернулся в Уфу, потом (1989 г.) был принят по
конкурсу в Институт геологии и геохимии УрО РАН и около года работал в
миасской группе палеовулканологов. Миасский коллектив оказался молодым,
активным. Работать в нем было очень интересно. Научная жизнь в ИМИН УрО РАН
буквально кипела и бурлила. Маслов был старшим, ведущим научным сотрудником
ИГГ УрО РАН, заведующим лабораторией. В 1997 году защитил докторскую
диссертацию. Сейчас — заместитель директора института по научным вопросам.
Основная сфера его научных интересов — изучение
обстановок накопления осадочных образований рифейского и вендского возраста.
В историческом контексте это более миллиарда лет геологической истории. И
весь указанный интервал наиболее полно представлен на западном склоне Южного
и Среднего Урала — в пределах республики Башкортостан, Челябинской,
Свердловской и Пермской областей. Как раз на территории горной Башкирии в
1945 году академиком Н.С. Шатским был выделен типовой (эталонный) разрез
рифея, являющийся, как и «парижский метр», стандартом для сопоставления с
ним всех иных разрезов позднего докембрия (1,65–0,54 млн лет). Понять, в
каких условиях и как накапливались слагающие эталонный разрез осадочные
породы, — одна из интереснейших задач для исследователей. А кроме того,
среди этих пород залегают месторождения сидеритов, флюоритов, магнезитов.
Если узнать, в каких условиях сформировались осадочные породы и проследить
процессы их последующей трансформации, можно понять и то, как зародились
месторождения полезных ископаемых.
Миллиард лет геологической истории
«сосредоточен» в колоссальной последовательности осадочных образований. В
горной части Башкирии и Челябинской области это около 12 000–15 000 м, а
несколько западнее, в платформенной части Башкортостана, только мощность
нижнего рифея достигает 8–9 км. И для детальных реконструкций каждый из этих
метров и километров должен быть изучен на современном уровне.
В самом начале 1990-х гг., когда в известной
всем геологам института типографии «Полиграфист» не было бумаги, совместно с
кандидатом геолого-минералогических наук М.Т. Крупениным А.В. Маслов
опубликовал монографию «Разрезы рифея Башкирского мегантиклинория (западный
склон Южного Урала)» с описанием подавляющего большинства естественных
разрезов рифея Башкирского мегантиклинория. Макет этой книги был сделан
авторами на пишущей машинке буквально своими руками на листах формата А3. А
в 2001 году вместе с доктором геолого-минералогических наук Л.В. Анфимовым и
кандидатом геолого-минералогических наук Э.З. Гареевым они выпустили уже
4-томное издание «Рифей западного склона Южного Урала (классические разрезы,
седименто- и литогенез, минерагения, геологические памятники природы)», где
повторили эти данные на принципиально новом уровне, с использованием
прецизионных изотопно-геохимических и геохронологических данных. По сути
дела монография стала наиболее полной сводкой современных данных по эталону
рифея всей Северной Евразии. Академик Ф.А. Летников, получив эту работу,
написал, что А.В. Маслов может претендовать на избрание в члены Академии по
«молодежной» вакансии. В 2006 году он вместе с членом-корреспондентом Н.М.
Чернышовым, заведующим кафедрой ВГУ, которую оканчивал А.В. Маслов, активно
поддержал выдвижение Андрея Викторовича по специальности «литология» как раз
на вакансию с ограничением возраста.
…Кроме рифея, на Урале широко распространены и
переходные от него к фанерозою отложения вендского периода. Если в фанерозое
на нашей планете появилась скелетная фауна, то в венде ее возможными
предшественниками были мягкотелые организмы, хотя некоторые исследователи
считают, что мягкотелые — тупиковая ветвь эволюции. Венд был выделен на
примере центральных и северных районов Восточно-Европейской (Русской)
платформы академиком Б.С. Соколовым. Одни из наиболее эффектных разрезов
венда находятся в Юго-Восточном Беломорье, откуда в конце 1970-х–начале
1980-х гг. М.А. Федонкиным, впоследствии членом-корреспондентом РАН, была
описана богатейшая беломорская биота. Вместе с тем во многих своих работах
Борис Сергеевич указывал, что разрезы венда на востоке Русской платформы, в
области сочленения ее с Западным Уралом, возможно, таят новую информацию,
способную пролить свет на многие нерешенные вопросы.
Именно этой проблеме посвящены почти все
полевые сезоны Маслова 2002-2006 гг. Вместе с коллегой из
Палеонтологического института РАН (Москва) Дмитрием Гражданкиным Андрей
Викторович выясняет обстановки накопления отложений венда в регионе,
протянувшемся от Юго-Восточного Беломорья через Мезенскую впадину, Полюдов
Кряж, Средний и Южный Урал до Шиханской впадины. В сферу их интересов входят
климатические параметры процессов седиментогенеза,
окислительно-восстановительные условия в бассейне, состав и эволюция во
времени источников сноса, их положение по периферии бассейна, возможное
влияние на биоту процессов вулканизма и многое другое. Но главное — найти
отпечатки мягкотелых организмов и реконструировать условия их обитания в
бассейне. Практика совместных исследований показала, что геолог и
палеонтолог — это великолепный симбиоз.
В этом году в породах перевалокской свиты
венда, обнаженных в среднем течении реки Усьвы, был обнаружен богатый (как
таксономически, так и по частоте встречаемости и массовости захоронений)
ориктоценоз углефицированных остатков, которые можно интерпретировать как
микробные колонии и многоклеточные водоросли. По мнению Д. Гражданкина, это
первая находка ископаемой ассоциации органостенных макроостатков в верхнем
протерозое Урала и первая таксономически богатая ассоциация в венде
Восточно-Европейской платформы. В составе ориктоценоза присутствует по
крайней мере восемь морфологических разновидностей, среди которых крупные
дисковидные остатки с концентрическим строением, спирально-свернутые
лентовидные остатки с кольчатым строением, прямые лентовидные остатки с
продольной структурой, короткие ленты овальной формы и другое. Изучение этой
биоты — основная задача 2007 года.
Чрезвычайно интересно было и обращение в этом
году в рамках совместных с Уральским горным университетом работ к изучению
юрских нефтеносных комплексов Шаимского района Западной Сибири. Как раз
здесь появилась возможность использования всех ранее наработанных приемов и
методов литогеохимических исследований для восстановления условий накопления
континентальных и прибрежно-континентальных образований тюменской свиты —
одного из крупных коллекторов нефти.
— Андрей Викторович, допустим,
исследование или какой-то его этап завершен. Что дальше?
— Следующая стадия у российского ученого —
публикация в научном журнале. А иностранец обычно сначала оценивает
возможность запатентовать это прежде, чем опубликовать. Сейчас мы тоже
пересматриваем свои подходы, ищем области, где это можно применить, активно
пытаемся предложить свою работу заинтересованным организациям.
— В поле вы находите образцы, потом
описываете, анализируете. Какие моменты в работе вас привлекают больше?
— Я бы не сказал, что преобладает что-то одно.
Я люблю и полевые исследования, и аналитическую работу. В августе мы
сплавлялись по одному из притоков Чусовой — реке Усьве. И хотя протяженность
сплавного маршрута была не более 40 километров, но каждый из них —
непередаваемое ощущение свободы. Я знаю, что поставлю напротив обнажения
палатку, и мы будем работать, наблюдать, отбирать образцы, думать, как это
все сотни миллионов лет тому назад происходило. При этом возвращаться в
город совершенно не хочется. В городе же, прежде чем начать думать, все
отобранные пробы надо «раздать» на различные виды анализов, изготовить
шлифы, раздробить десятки и сотни проб до состояния пудры.
— Вот это дробление, думаю, не любит
никто. На Западе это делают лаборанты.
— А у нас кандидаты, а иногда и доктора наук.
Что делать — лаборантов нет, никого не заманишь работать за такую зарплату.
Когда-то академик Г.А. Толстиков, руководивший Башкирским филиалом АН СССР,
а затем Башкирским научным центром УрО АН СССР, говорил, скоро мы доживем до
таких времен, когда на двух докторов наук будет приходиться один лаборант.
Сейчас мы дожили до таких времен, когда на двух докторов наук нет ни одного
лаборанта.
— Скажите, геологу нужны талант, какое-то
чутье, интуиция или можно набрать много-много образцов, обработать — и твоя
работоспособность будет вознаграждена?
— Аспирантам я говорю — все зависит от вас. У
вас сердце и голова должны быть мотором, который обязан постоянно заставлять
искать ответы на поставленные вами же вопросы. Тогда что-то (или по
максимуму все) получится. Если сидеть, ждать и, упаси Бог, уповать на
научного руководителя, ничего не получится...
— Поставлю вопрос иначе. Насколько велика
роль личности в геологии?
— Колоссальна. У другого человека исследования
пойдут в другую сторону. Роль личности здесь фантастически велика. Конечно,
существует заказ, требования общества. Но у каждого путь к поставленной цели
свой. И то, насколько долгим и извилистым будет этот путь, да и конечный
пункт назначения, зависят от того, кто по нему идет.
Например, до члена-корреспондента РАН Бориса
Ивановича Чувашова множество исследователей изучали верхнепалеозойские
карбонатные разрезы, но только он увидел и показал, какую огромную роль
играют в них вулканические пеплы. Из каждого же пеплового прослоя можно
выделить цирконы и датировать их, существенно уточнив возраст различных
геологических границ. Подходя к обнажениям, я вижу в породах слоистость, это
позволяет определить, какие были обстановки, а другой не видит. Если я пошлю
туда студента, он этого не заметит, и мы потеряем часть ценной информации.
Важно подчеркнуть еще ряд моментов. Сейчас
геология, и литология в частности, стремительно впитывают все возможные
методы прецизионных исследований. Еще 10–15 лет назад наши специалисты и не
помышляли, например, о таких инструментах исследования, как Nd модельный
возраст отложений, или датирование обломочных цирконов с точностью до
миллионов или первых сотен тысяч лет. Практически отсутствовала прецизионная
геохимия осадочных образований. Крайне скудной была информация об изотопном
составе флюидов, способствовавших формированию многих месторождений,
отсутствовали достоверные данные по хемостратиграфии рифея и венда. Сейчас
по большинству из перечисленных направлений ситуация существенно
выправилась, и мы, я имею в виду коллектив лаборатории литологии ИГГ УрО
РАН, активно этому способствовали. Будем способствовать и дальше.
На снимке: А.В. Маслов.
|
