Евгений Лобанов: "А джип летел за город..."

Проза Евгения Лобанова, безусловно, антропоцентрична. Ему всегда интересен человек, и зачастую — человек в экстремальной жизненной или психологической ситуации, в диалоге, в действии, в поиске решения. Конечно, человек сам по себе не так уж слаб и безоружен, тем более — когда приходится защищать себя, свои принципы и надежды, дорогих людей. …Но увы — не всегда его ждет победа. Действительность сурова, суров и общий тон многих рассказов Евгения Лобанова: не жесток, но — без обольщения, что называется. Парадокс же в том, что нет при этом ощущения беспросветности, безнадеги. Когда автору удается экономными штрихами воссоздать характер, личность, портрет человека со внутренней историей, своей правдой — читатель даже при трагической развязке не чувствует опустошенности: как раз внутренняя правда и остается неуязвимой. В рассказе она — «двигатель» сюжета. Но далее, когда, условно говоря, книга закрыта, движение продолжается. Движение — уже читателя: быть может, к себе любимому (нелюбимому), а возможно — к пониманию некоторых… «хищных вещей века» — или главных вещей в жизни?
 

Е. Изварина
 

Светлой памяти
А.Г. Григорьева
 

Джип вывернул неожиданно. Он был красивый — черный, с разноцветными драконами на боках. «Лэндкрузер» привычно несся на красный, и сидевшей в нем тридцатилетней братве было глубоко плевать на пятидесятилетнего мужчину в затемненных очках, переходившего оживленный перекресток на зеленый. Но, скорее всего, они его просто не видели. Он был для них никем. Пустым местом.

Сергей Сергеевич торопился домой, к жене и дочери. Он по старой, еще совковой, привычке шел на зеленый свет и не смотрел по сторонам.

И вдруг почувствовал тупой удар: «Лэндкрузер» поддел его на капот и теперь вилял, почти взбрыкивал, точно конь, возжелавший сбросить строптивого седока. Наконец, ему это удалось. Сергей Сергеевич слетел на обочину и теперь лежал, неестественно распластавшись. Джип еще метров десять пролетел, потом резко тормознул и сдал назад. Из него выскочили двое, швырнули обмякшего человека на заднее сиденье, дверцы захлопнулись, и «Лэндкрузер», круто развернувшись, понесся к выезду из города.
 

* * *
 

От холода сводило руки. Ледяная осенняя вода заворачивала в ковш, взмучивала пробу. По речке вниз тянулся рыжий глинистый шлейф. Неподалеку, метрах в двух, тлел костерок. Криушин, доведя шлих до черного, осторожно, чтобы не выплеснуть мелькнувшую в пробе золотинку, слил из ковша воду, подержал его над костром, подсушивая, и ссыпал порошок в бумажный пакетик. Пристроив его на колене, подписал: «71-я линия, проба № 39», бросил в рюкзак и зашагал прямо по реке, поднимая болотными сапогами прозрачные брызги.
 

* * *
 

«Лэндкрузер» летел, мелькали перекрестки. На заднем сидении, накрытый подстилкой, лежал Сергей Сергеевич. Сознание к нему не возвращалось. Сидящие впереди молчали. Они давно понимали друг друга без слов. Сейчас им нужно было замести следы. «Дернул же черт этого лоха переходить дорогу перед самым джипом!» Тот, что сидел за рулем, нервно перебирал пальцами по кожаной оплетке руля. Сегодня в его планы встреча с милицией не входила. Впрочем, как и в другие дни.
 

* * *
 

Криушин на всякий случай сверился с картой, хотя знал и так: по крайней мере, на две пробы его маршрут пролегает по этой сентябрьской реке — таежной, холодной, местами покрытой оранжевыми рябиновыми листьями. А дальше, метров через сто, их пути разойдутся — она свернет на северо-запад, а его путь — строго на север.

Идти по песчаному дну было приятно. И дело было не только в уставших от тяжести болотных сапог ногах. Просто через пятнадцать пар шагов предстояло снова мыть шлих — и не глиняную муть, а чистый песок. Криушин уже предвкушал процесс: круговые движения ковша, сначала интенсивные — чтобы вымылась слюда и легкие неметаллы, потом — замедленные, осторожные — при доводке шлиха до серого, потом...

Невдалеке хрустнула ветка. Криушин слил воду, осторожно поставил ковшик с еще не доведенным шлихом на берег.              

Кто-то ломился прямо по валежнику. Криушин, стараясь не делать резких движений, оглянулся. Он ожидал увидеть лося. На худой конец, медведицу. Но то, что он увидел, было гораздо страшнее.
 

* * *
 

...Невысокая хрупкая девушка, лихорадочно выхватив из небольшой сумочки сотовый, набирала «02».              

— Алло! Милиция? Человека сбили! Увозят из города. «Лэндкрузер» с драконом на боку. Номер запомнить не успела...
 

* * *
 

Криушин поднялся. Распрямился. Перед ним стоял, опустив ствол автомата, крепкий мужик в темно-серой телогрейке и такой же кепке; со щетинистым — не меньше недели не бритым — подбородком и злыми темно-зелеными глазами.              

— Один? — бросил он хрипло.

Криушин кивнул. Резких движений делать было нельзя. Кричать — тем более. Когда впереди столько дел, умирать — глупо...

— Скидай котомку! — распорядился зэк. — Руки в гору. Шаг влево — шаг вправо — за побег. Без предупреждения.              

Он хрипло засмеялся, показав гнилые зубы. Криушин скинул рюкзак и поднял руки. Он благодарил бога, что не взял сегодня с собой в маршрут студентку-практикантку...
 

* * *
 

Мужчина, лежавший на заднем сидении «Лэндкрузера», пошевелился и, не открывая глаз, застонал.              

— Не вякай! — зло приказал тот, что сидел за рулем.

Но Сергей Сергеевич ничего не слышал. Подстилка сбилась с его лица. Тот, что сидел справа, перегнулся через сиденье и набросил ее край на закрытые глаза сбитого. Водитель заметно нервничал.
 

* * *
 

Зэк обстоятельно шуровал в рюкзаке, вышвыривая на землю пачку чая... чифир-бак... пакетики со шлихами... взятый Криушиным на всякий случай дождевик... спички... папиросы...

— С пробами осторожнее, — внешне спокойно сказал Криушин.

— Плевал я на твое рыжьё! — ощерился зэк. — Шкуру бы спасти...

Ствол автомата чуть дернулся вверх.

— Скидай амуницию! В твоей одеже мне как-то сподручнее...

Пару секунд Криушин колебался. Но, глянув в колючие, цвета еловых иголок, глаза беглеца, отбросил сомнения. Поползший было вверх ствол автомата снова опустился, но не совсем. Ствол отклонялся от вертикали градусов на сорок-пятьдесят. Этого хватило бы, чтобы дать очередь по ногам. Хватило бы... Это в лучшем случае. В худшем — случайного встречного просто могли не оставить в живых. Лишние свидетели никому не нужны.              

И Криушин сначала бросил под ноги желто-серую телогрейку, за ней — шапку, потом — энцефалитный костюм... Зэк, не опуская ствол и буравя геолога иглистым взглядом, присел и поднял одежду.

— На пять метров! — отрывисто приказал он Криушину.

Тот отошел на пятнадцать шагов и прислонился спиной к стволу раскидистой ели. Он даже сквозь майку ощущал шершавость ее коры.
 

* * *
 

— План «Перехват»!

Милицейские «Волги», врубив маяки и сирены, помчались к выезду из города.

На Сибирском тракте, возле гранитного карьера, весенний воздух взрезало грозное:

— Водитель джипа «Тойота Лэндкрузер», приказываю остановиться! Приказываю остановиться!..              

Джип летел на полной скорости. Из окна милицейской «Волги» высунулся сержант и, прицелившись, выстрелил по колесам. «Лэндкрузер» вильнул задом и свернул на обочину.
 

* * *
 

Криушина знобило. Потряхивало. Наверное, от сентябрьского стылого воздуха. Он стоял, прислонившись спиной к стволу раскидистой ели. Зэк положил автомат рядом с собой на мох. Скинул сначала темно-серый намокший ватник... штаны... почти черную лагерную кепку... Потом облачился в отобранную одежду, поднял автомат и, не говоря ни слова, скрылся в чаще.

И вот тут Криушина затрясло по-настоящему. Только сейчас он осознал, что счастливо избежал смерти. На сотни километров — тайга, она скроет все: и одинокий выстрел, и недвижное тело, которое, конечно, могут и найти, но какая разница — спустя неделю или год?..

Слава богу, жив! Поняв это, геолог опустился на мягкий мох, поднял темно-серую, сырую от предутренних рос, лагерную одежду и, зябко поводя плечами, натянул на себя.

«Сейчас бы развести костер, погреться, обсохнуть», — он похлопал себя по карманам, ища НЗ — коробок спичек в промасленной бумаге. Наощупь спички не находились. Тогда Криушин засунул руку в карман телогрейки, но нашарил там лишь крошки вонючего, явно «беломорканаловского», табака.

Посмотрел на лагерный «клифт», чертыхнулся, подхватил полуопустошенный рюкзак и зашагал по направлению к дому, до которого оставалось, по крайней мере, пятнадцать километров. День клонился к закату.
 

* * *
 

— ...по одному, руки за голову!

Двое, сидевшие на передних сиденьях джипа, не сопротивлялись. Тот, что лежал на заднем, тем более.              

— Вы сбили человека, — говорил сержант, пока его напарник ощупывал беглецов, ища оружие.              

Тот, что еще две минуты назад сидел за рулем, заметно нервничал, а его соратник благодарил бога, что забыл дома «ствол».

— ...и пытались скрыться с места происшествия...

— Гражданин начальник, не лепи горбатого! — осторожно взвился тот, что недавно был за рулем. Он все еще стоял, раздвинув ноги и скрестив руки на затылке. — В больницу везем... Мы что, враги себе?..

— А почему ехали из города? — упорствовал сержант.

— Дак по дороге больниц не было, — не моргнув глазом, ответил пассажир. — Думали...

— В машину, быстро! — взвился сержант. Новорусско-уголовные замашки его бесили.

— Сержант, давай тихо-мирно разрулим, — сказал водитель джипа. — У тебя зарплата — мизер ловленый, а мы пару тысчонок подкинем и закроем это дело, а? И тебе хорошо, и всем хорошо...

— И ему? — кивнул сержант в сторону мужчины, лежавшего неподвижно на заднем сидении джипа.              

Сергей Сергеевич пошевелился и застонал.
 

* * *
 

Студентка-практикантка сладко спала, не подозревая, какая страшная участь могла ее ожидать, не останься она сегодня дежурить в лагере. Начальник отряда, криушинский ровесник, сидел в кухонной палатке, дожигая свечку.              

— Ну наконец-то! — выдохнул он, устремляясь к ввалившемуся в палатку товарищу. — Где тебя черти носили?! Я уж думал с утра поиски организовывать...

— Утром было бы поздно, — устало буркнул тот и подсел к свече. Она осветила зэковское одеяние, и начальник отряда все понял.

— Беглый? — спросил он.

Криушин кивнул.

— С оружием?

— «Калаш»… Думал, там и останусь. Обошлось. Жрать хочу и замерз как цуцик. Отсырел насквозь.              

— Иди, погрейся у печки. Я только что затопил, не прогорело еще. А я Ольгу разбужу, она поесть разогреет...              

— Не надо ее... — проговорил Криушин. — Пусть поспит девка.

— Хорошо хоть, что ты с собой ее не взял. Тогда бы точно там остались. Оба.

Пола палатки раздвинулась. Щурясь на свечу, в проеме стояла Ольга. Та самая студентка-практикантка.
 

* * *
 

Сержант, пошарив по карманам сбитого мужчины, вытащил из внутреннего кармана пиджака потрепанный паспорт.              

— Криушин Сергей Сергеевич, — прочел он. — Тысяча девятьсот пятидесятого года рождения...              

Немолодой врач с синюшными кругами под глазами, осмотрев и ощупав поступившего, тихо сказал ассистентке:              

— Не жилец.
 

...Хоронили Сергея Сергеевича Криушина жена, дочь и немногочисленные коллеги. На поминках бывшая студентка-практикантка Ольга, ныне молодой аспирант Ольга Александровна, говорила о том, что, оказывается, страшнее — не в тайге, где редко встретишь человека, где лишь медведи, лоси и зэки, где, как думала она раньше, можно сгинуть бесследно, а здесь, в городе, среди тысяч людей.

...Потом с ней случилась полупьяная истерика, и начальник отряда отвез ее домой. По дороге он клялся, что, выйдя на пенсию, обязательно поселится где-нибудь в лесной избушке, вдали от людей.

А Елена Евгеньевна и Светлана Криушины, перемыв посуду, лежали, обнявшись, на бывшем супружеском ложе и копили силы на завтра... послезавтра... и на долгие-долгие годы. Потому что жизнь имеет обыкновение продолжаться.
 

г. Екатеринбург