Космос для жизни земной

В четвертом номере «Науки Урала» мы опубликовали первую часть интервью с академиком А.И. Григорьевым — лауреатом научной Демидовской премии 2008 года, одним из ведущих «космических медиков» страны, два десятилетия возглавлявшим Институт медико-биологических проблем Академии, ныне — его научным руководителем и вице президентом РАН. В честь Дня космонавтики предлагаем еще один фрагмент этой интереснейшей беседы с ученым, знающим о космических полетах все или почти все.
 

«СПИН-ОФФ» ОТ КОСМОНАВТИКИ

— Известно, что освоение космоса обеспечило землян множеством совершенно конкретных технологий, без которых люди уже себя не мыслят, хотя многие об этом даже не подозревают. Наверняка таких достижений хватает и у космических медиков…
 

— Безусловно. В мировой экономике это называется «спин-офф» — «вторичная» продукция, сопутствующая основному виду деятельности. В ряде случаев говорить о «вторичности» давно уже не приходится. Предположим, в случае с памперсами…
 

— То есть памперсами человечество тоже обязано космонавтам?
 

— Не им самим — обслуживающим их специалистам. История там следующая. Когда готовили к полету наш «Буран» (аналог американского «Шаттла»), вначале планировалось, что он будет пилотируемым. И предполетные условия были такими, что человек должен был сидеть на старте несколько часов безо всякой возможности отлучиться. Конечно же, перед медиками встала задача обеспечить на это время все его физиологические потребности. Так появились первые памперсы, правда, огромные, неуклюжие. Но саму идею, оказавшуюся блестящей, подхватили, «доработали», придали ей товарный вид, и теперь ею пользуется весь цивилизованный мир.
 

— …Пользуется главным образом продукцией с Запада. Почему же нашу блестящую идею не подхватила и не использовала отечественная промышленность? Ведь, кроме пользы для всех, это хороший бренд, очень выгодная коммерция…
 

— Увы, в Советском Союзе, особенно для закрытых сфер, каким являлся космос, это была огромная проблема. Мы ничего не патентовали, даже говорить о многом нам запрещалось. Идеи же, как известно, нередко передаются по воздуху.
 

— Немало, наверное, таких идей безвозмездно «улетело» к нашим бывшим идеологическим противникам и космическим соперникам… Вообще, если, конечно, корректно ставить подобный вопрос: чья космическая медицина сегодня сильнее — наша или американская? Кто лидирует в этой исторической гонке?
 

— Наша всегда была самой сильной. И сейчас по ряду позиций (хотя мне и не очень удобно так говорить — соревнование вроде бы давно закончилось…) остается таковой. Но постепенно разрыв сокращался. Когда американцы стали летать с нами, мы волей-неволей передавали им свои достижения. Начался этот процесс в девяностые годы, в преддверии открытия международной космической станции, когда стартовала программа «Мир» — «Шаттл» и система медицинского обеспечения полетов сделалась практически единой. Было бы неправдой сказать, что только мы передали им все лучшее — многое позаимствовали. У них прекрасные медикаменты, великолепная диагностическая аппаратура. Однако многие наши уникальные ноу-хау по средствам профилактики стали общими. Чтобы качественно подготовить космонавта, нужны не только хорошие тренажеры — бегущая дорожка или велоэргометр. Надо иметь методику индивидуальных занятий с каждым человеком, а для этого составить его медицинский «портрет» до полета, понять, как он будет меняться во время полета, и уже с учетом персональных особенностей строить режим тренировки. И тут мы были явными лидерами — хотя бы потому, что к началу сотрудничества самый долгий пилотируемый полет американцев составлял 84 суток, а наш — год. Постепенно уникальный опыт обеспечения длительных космических полетов от нас уходил, становился достоянием всех стран, которые в них участвовали. Что-то у нас просто покупали, и мы продавали, когда перешли на рыночные отношения. Но мы всегда понимали, что продавать можно не все. Некоторые вещи по негласному внутреннему запрету были и остаются достоянием только Советского Союза и России. Слишком много было в них вложено не только средств, но и человеческих сил. Это касается, в частности, багажа, накопленного в ходе уникальных наземных экспериментов с участием здоровых людей, за которые команда Олега Георгиевича в 1978 году получила Государственную премию (речь идет о легендарном академике О.Г. Газенко, учителе и коллеге А.И. Григорьева — ред.). Когда люди подвергались испытаниям на грани возможностей организма: гигантским перегрузкам до 30 G (напомним, что G — это гравитационная постоянная, коэффициент пропорциональности в законе тяготения Ньютона; в земных условиях тело испытывает нагрузку в 1G, в обычном космическом полете — 4–5 G. — ред.), огромному тепловому воздействию и много чему еще…
 

— Не за такие ли эксперименты космических медиков обвиняют в бесчеловечности и даже подсчитывают число жертв?
 

— Подобные обвинения голословны. Могу авторитетно заявить: тогда все было сделано максимально корректно. Во-первых, на эксперименты были специальные разрешения Минобороны и Минздрава. Во-вторых, что еще более важно, испытатель шел на них сознательно, хорошо представлял возможные последствия и давал так называемое информированное согласие. И, в-третьих, на случай экстремальных ситуаций мы гарантировали немедленную квалифицированную помощь. В итоге не пострадал ни один человек. Хотя проблемы были. Но бывают ли без них успехи на пути познания?
 

— Можно ли назвать «спин-офф» от космонавтики, авторство которых безраздельно принадлежит отечественным специалистам?
 

— Разумеется. Это, в частности, особые костюмы, рассчитанные на длительное пребывание человека в состоянии невесомости. Благодаря врачам-энтузиастам принцип их конструкции получил широкое распространение для лечения ряда сложных заболеваний: вначале детского церебрального паралича, потом при реабилитации перенесших инсульт, после которого многим надо заново учиться ходить. Выяснилось, что в подобной одежде делать это гораздо легче. Теперь такие костюмы уже «носят» некоторые пациенты после инфаркта. Как оказалось, они позволяют давать на тело адекватную, дозированную нагрузку после состояния, когда этой нагрузки не было. Из космической медицины в «земную» пришли многие медикаменты. В частности, хорошее снотворное финибут, известное всем средство для восстановления микрофлоры кишечника бифидум-бактерин. Список можно продолжить…
 

ИСКУССТВО ЗВЕЗДНОГО ЗАСТОЛЬЯ

— Космические путешествия — еще и беспрецедентный психологический эксперимент. Испытание не только физического, но и душевного, нравственного здоровья…
 

— …что с первых шагов пилотируемых полетов было важнейшей частью космической медицины. Причем частью абсолютно новой, неизведанной. Никто не знал, как поведет себя землянин во внеземном пространстве, как его к этому готовить, тем более в одиночном полете. Первое, чего опасались, — сойдет с ума. Один, в кромешной тьме, вокруг полнейшая тишина… А если еще ударит метеорит или откажет связь с Землей? Значит, надо было отбирать тех, кто не боится одиночества, учить с ним справляться. Для этого людей стали испытывать в сурдокамере, абсолютно не пропускающей звуков. Я сам провел в ней многие часы (врачи одновременно становились испытателями). Впечатления не самые приятные. Через какое-то время начинаешь слышать, как у тебя стучит височный пульс: бух, бух, бух…Падение капельки воды воспринимается как удар булыжника. Все слуховые ощущения обостряются до предела. Не всякий способен подобное вынести. А ведь первые испытатели проводили в такой камере по десять суток! И каждый вел себя там по-своему, по-своему организовывал собственный мир. Олег Георгиевич рассказывал, что Попович с утра до вечера пел — значит, ему помогали песни. Герман Титов без конца читал стихи, в том числе всего Евгения Онегина… Впоследствии выяснилось, что подвергать людей таким нагрузкам не обязательно — это была перестраховка от незнания. Зато накапливался бесценный опыт преодоления психологических барьеров, понимания особенностей человеческой психики, которые в обычных условиях распознать очень трудно.
 

— Легче или сложней летать в космос вдвоем, втроем, вчетвером?
 

— В чем-то — конечно, легче, а в чем-то — неизмеримо сложней. Приведу пример из практики вашего коллеги по цеху. В свое время известный журналист Ярослав Голованов, прекрасно писавший на космические темы, был отобран в отряд космонавтов и проходил испытания в сурдокамере со своим товарищем. Казалось бы, вдвоем веселей, спокойней… И вдруг на третьи или пятые сутки Голованов стал стучаться в люк (по нашим правилам испытатель может прекратить эксперимент в любой момент без объяснения причин) и объявил: «Все, больше не могу. Выпускайте». Потерпеть хотя бы еще немного категорически отказался. На вопрос — почему? — ответил: «С ним невозможно жить вместе. Он чавкает, когда ест, и постоянно шаркает тапочками». Какое-то время после этого они вообще не разговаривали. А ведь раньше были друзьями, вместе ездили в командировки, отлично общались!
 

Понимаете, в обстановке изоляции от внешней среды до предела обостряются личностные качества, становится важным то, что в обычной жизни не замечается. И космические медики обязаны предвидеть это, должны учить взаимной терпимости…
 

— Разве этому можно научить?
 

— Не всегда, но можно. Со временем накапливалось представление, как именно. Вот уже около сорока лет я занимаюсь медицинским обеспечением космических полетов и хорошо знаю: первый признак психологического неблагополучия на борту корабля — когда космонавты отказываются одновременно садиться за стол. Ведь это те немногие минуты, когда они собираются вместе, имеют возможность обменяться впечатлениями, что-то обсудить, просто, как это принято в России, за чайком посудачить…. И если кто-то вдруг начинает искать отговорки: «поем после товарищей», «много работы» — значит, что-то в коллективе экипажа не так, где-то натянулись отношения, надо принимать меры. Они могут разными: разговор с умной любящей женой, телесеанс с сыном или дочерью... Главное, точно найти «больное» место во взаимоотношениях и деликатно его «подлечить». Кстати, Олег Георгиевич Газенко первым понял, что в длительном полете космонавтам необходима психологическая поддержка, причем адресная. Именно он придумал не просто дать им на орбиту кассету Высоцкого, но и предоставить возможность пообщаться с Владимиром Семеновичем. Чтобы любимый артист сказал им через сотни километров: «Вы — молодцы, мы гордимся вами…» Чтобы София Ротару спела хотя бы один куплет лично для них. И так далее, и тому подобное. Все это очень разряжает обстановку, дает уверенность в своих силах. Простые элементы общежитейской психологии Олег Георгиевич превратил в систему поддержки человека в необычной ситуации. А мы потом ее только развивали…
 

— Как же удается усадить за один «космический стол» представителей разных стран, наций, если даже соотечественники за ним не всегда ладят?
 

— И это тоже отдельное непростое искусство. Когда экипажи стали интернациональными, невольно вспомнились размышления философа Ильина о разных культурах. Не случайно Иван Александрович Ильин писал, что культура (пересказываю своими словами) складывается не только из «высоких» материй, но из того, как люди общаются, как читают, говорят, как засыпают, как молятся… Каждый народ делает это по-разному, и, чтобы жить вместе, надо научиться не только быть снисходительными друг к другу, но и понимать: другая личность имеет право оставаться самой собой, относиться к ней с уважением. В условиях космического полета это втройне актуально и поучительно для сосуществования народов на Земле. Никогда не забуду случай, когда на орбиту вместе с нашими ребятами впервые полетел мусульманин, кажется, афганец. Первое, что он сделал, прибыв на место, — достал Коран и начал петь молитву. И тут мы по связи услышали дружный смех наших космонавтов… Пришлось извлекать уроки, разъяснять: шутить над религиозными чувствами неумно, недопустимо. Особенно когда целый народ прильнул к радиоприемникам и слушает послание Аллаха из космоса…
 

Беседу вел
Андрей ПОНИЗОВКИН
 

На фото из архива Института медико-биологических проблем РАН:

академики А.И. Григорьев и О.Г. Газенко.

Во время подготовки к полету.

Полностью интервью с А.И. Григорьевым читайте в Вестнике УрО РАН «Наука. Общество. Человек.», №1 с.г.