Язык российской гуманитарной науки

Лившиц Р.Л. Оптимальный тупик, или как не следует писать научные труды. М.:ВЛАДОС, 2009. — 256 с.
 

О том, что с русским языком у нас не все в порядке, знают многие, но ситуация с языком российской гуманитарной науки известна лишь профессионалам. Однако все, что сегодня происходит с русским языком в целом, так или иначе отражается (а иногда и с удвоенной силой) в языке науки (языке гуманитарных дисциплин — философии, истории, психологии и т.д.).
 

Если, положим, современный русский язык испытывает вторжение иноязычной лексики, в основном англоязычной, то язык гуманитарных дисциплин буквально тонет не только в английской, но и во французской и немецкой терминологиях. Если СМК редуцируют отчества известных российских поэтов, писателей, политиков, бизнесменов и т.д., то молодой ученый думает, что в научном тексте следует писать не «В.И. Вернадский», а «В. Вернадский». Если общение в интернете не требует твердого знания орфографии и пунктуации, то этот стиль автоматически переходит на страницы рефератов, курсовых, статей и диссертаций. Идущая опережающими темпами трансляция чужой культуры подавляет нормальное усвоение своей. С грамотностью учащихся всегда были проблемы, но сегодня они вышли на первый план.
 

Как пишут нынче рефераты, кандидатские и докторские диссертации, а также статьи, монографии и прочую научную продукцию? По мнению Р.Л. Лившица, — вопиюще безграмотно. Авторы как бы намеренно игнорируют нормы орфографии, пунктуации, грамматики и стилистики. Знаки препинания расставляют произвольно, пишут слова, не заглядывая в словарь, придумывают неудобочитаемые конструкции, требование согласования членов предложения в роде, числе и падеже воспринимают как покушение на свободу творчества (с. 224). О законах тождества и противоречия, сформулированных еще Аристотелем, они не слышали и нормам логической точности и строгости следовать не считают нужным. Смело используют публицистические приемы формулирования заголовков работ, глав и параграфов. При этом их нисколько не смущает, что названия отдельных частей в оглавлении не совпадают с названиями в тексте, и, напротив, им не кажется сомнительным, что название работы дублирует название отдельной главы или даже параграфа. Они недоумевают, когда руководитель указывает на эти тривиальные ошибки. Они не способны подвести итоги главы, написать не «вместо введения», а именно введение, не «вместо заключения», а настоящее заключение и т.д.
 

Есть множество учебных пособий по развитию навыков работы над учебно-исследовательским и научным текстом. Но книга профессора Р.Л. Лившица — не снабженная примерами декларация норм, регулирующих создание научного текста. Во-первых, «Оптимальный тупик…» — это своеобразное эмпирическое доказательство того тезиса, что грамотность ученого — не просто один из многочисленных элементов профессионализма, но атрибут, фактически сущность такового. Научное знание не может быть свободно от языковой формы его выражения. Вот кредо, которое исповедует Р.Л. Лившиц: «Я придаю принципиальное значение литературному качеству научного текста. Если у автора нет чувства слова, если его речь претенциозна, вычурна, засорена иностранными словами; если он небрежен в выборе выражений, не умеет излагать сложные вещи простым языком, если для него характерны путаница и невнятица, длинноты и повторы, неуместное употребление терминов, то все это означает, что автор этот большого интереса не представляет» (с.247). Безотносительно ко времени и месту, это положение — явный перехлест. Сегодня и применительно к российской гуманитарной науке оно, увы, вполне адекватно.
 

Во-вторых, работа Р.Л. Лившица — произведение остро полемическое, написанное языком завзятого публициста. Это скрупулезный анализ двух монографий современного ученого-гуманитария с подробной инвентаризацией, группировкой и схематизацией необозримо обильных и разнообразных нарушений великого и могучего русского языка. Последовательный анализ текста сопровождается демонстрацией негативного смыслового влияния нарушений пунктуации, грамматики, «избыточной» заимствованной терминологии, плеоназмов, паронимов, слов с неопределенным значением, тавтологий и т.д. При этом вполне академическом занятии Рудольф Львович не избегает и довольно откровенных оценок языковой культуры автора разбираемых монографий: «автор плохо представляет себе, чем же он занимается, какие идеи предлагает, в чем состоит его вклад в науку. Ключевые понятия не определены. Один пункт не согласуется с другим, формулировки пунктов не соответствуют реальному содержанию текста. Обсуждаются вопросы, не заявленные ни в аннотации, ни в декларации о намерениях» (с.109).
 

Человеку свойственно ошибаться, и ученому тоже. Право ученого на ошибку Р.Л.Лившиц трактует следующим образом: можно ошибаться в поиске истины, но не в способе оформления результатов своей научной работы в тексте. «Ошибки второго рода — свидетельство непрофессионализма. В науке добросовестность возведена в ранг религиозной святыни. Грамотное оформление текста — непременный признак добросовестности автора. Небрежность — свидетельство безответственности и халтурного отношения к делу» (с.87). Обращаясь к начинающим ученым, профессор говорит: «Если вы страдаете языковой глухотой, не тратьте времени на занятия наукой. Не всем же быть учеными! На свете есть немало полезных профессий, не требующих владения словом. Ну, а если вы все-таки вступили на тернистый путь научного познания, обращайтесь со словом бережно, проявляйте осмотрительность и осторожность» (с.82).
 

Призыв более чем актуальный: граница между литературным языком и сленгом, терминами и жаргонизмами становится все менее определенной, спорной уже, кажется, и для самих лингвистов. Сегодня даже вопрос о существовании единого литературного русского языка не выглядит абсурдным. Есть койне, на котором мы разговариваем в трамвае, на улице. Есть различные языковые практики, специфические дискурсы, соответствующие плюралистической культуре ХХI века. В пространстве российской культуры сегодня функционируют светский и религиозный, постсоветский и либеральный дискурсы, литературный и научный дискурс. Последний объединяет в себе дискурс гуманитарных и естественных наук. В свою очередь, например, в потоке защищаемых диссертаций по философии сегодня четко выделяются три мировоззренческих направления, имеющих определенное языковое оформление — марксистское (постмарксистское), модернистское (постмодернистское), религиозное.
 

Наиболее необычен для российского уха (и глаза) модернистский (постмодернистский) дискурс, который открыто порывает с правилами и традициями русской культуры и русского языка. Авторы подобного рода рефератов, статей, диссертаций любят немотивированно использовать иностранную лексику без объяснения ее семантики: «локал», «позит» и др. Они соединяют новые иностранные слова, еще не получившие прописку в общеупотребительных и специальных словарях, с уже привычными по смыслу синонимами и «высекают», как им представляется, дополнительные «искры смысла»: «интерактивное взаимодействие», «рефлексивное взаимодействие», «пространственная лакуна», «топонимика мест» и т.д. (с.116). При чтении таких работ возникает стойкое ощущение, что имеешь дело с текстом иностранца, не вполне владеющего русским языком. Сочетание иностранной лексики с орфографичекими, пунктуационными, грамматическими и стилистическими ошибками неизбежно вызывает чувство глубокой озабоченности: куда, в какую сторону развивается язык гуманитарных наук?
 

В сложившихся условиях функционирования множества дискурсов в рамках гуманитарных дисциплин при нарастающей неясности судьбы русского литературного языка я целиком разделяю пафос оригинальной и острополемической работы Р.Л. Лившица. Действительно, «знакомство с трудами Лакана не дает права на сотворение словесных уродцев типа «смысловой ход дискурса поиска пространства»… Оно также не дает права ставить лишние запятые» (с.35). Бережное отношение к русскому литературному языку — непременное условие единства научного сообщества.
 

Ю.И. МИРОШНИКОВ,
доктор философских наук,
зав. кафедрой философии
ИФП УрО РАН