Академик Ю.С. Осипов:
"Нельзя разделять сообщающиеся сосуды"

Выдающийся математик, ученик академика Н.Н. Красовского Юрий Сергеевич Осипов вряд ли нуждается в представлении нашим читателям, уральцам — особенно. Уроженец Тобольска, выпускник Уральского госуниверситета, больше тридцати лет он плодотворно работал в Свердловске — Екатеринбурге, получил здесь блестящие фундаментальные и прикладные профессиональные результаты, с 1986 по 1993 год был директором Института математики и механики УрО РАН. В 1991 Осипова избрали президентом Российской академии наук, которую он возглавляет по сей день. Трудно вообразить степень занятости президента, успевающего при гигантской нагрузке руководителя такого ранга заниматься своим главным делом (в ближайшее время в «Трудах Института математики и механики УрО РАН» выходит его новая статья). Тем более ценно, что для «демидовского» интервью «Науке Урала» вопреки сомнениям коллег время он нашел, возможно, по причине особого отношения к своей «профессиональной родине». Разговор состоялся в Москве, в перерыве между заседаниями декабрьского общего собрания Академии, под шум зала, не помешавший, однако, обсудить проблемы, важнейшие не только для РАН, но и для всей страны.

 

    — Уважаемый Юрий Сергеевич, прежде всего — несколько слов о вашем отношении к Демидовской премии, к тому, что вы вошли в число ее лауреатов…

    — Отношение самое хорошее, уважительное. Неслучайно в названии премии есть слово «общенациональная» — именно так она и воспринимается научным сообществом. Замечательно, что в Екатеринбурге возрождена одна из самых престижных научных наград России XIX века, и это прежде всего заслуга академика Г.А. Месяца. На самом деле мне не раз предлагали «баллотироваться» в лауреаты, но я отказывался: в стране много других достойных кандидатов. И тем не менее я горжусь столь высокой оценкой моего труда. Я вообще неравнодушен к традициям, рожденным на Урале, где прошла очень насыщенная часть моей жизни.

    — Если можно, давайте вернемся на двадцать лет назад, когда вы неожиданно для многих стали первым после распада СССР президентом Российской академии наук. Какие чувства вы испытывали? И есть ли удовлетворение от сделанного на этом посту?

    — Мое избрание и для меня самого было во многом неожиданным. Я к этому не стремился и даже пытался уклониться: у меня была интересная работа, кафедра в МГУ. Свою роль сыграло мнение академика Красовского, чувство долга. Кому-то надо было взять на себя эту ношу. Но тогда я до конца не представлял, с какими трудностями придется столкнуться. Конечно, у меня был опыт управленца советского времени, но в те годы все менялось стремительно, и прежде всего отношение к науке и образованию. Статус ученого понизился до предела, ниже которого в просвещенной стране опускаться некуда. На самом деле, если бы не Борис Николаевич Ельцин, которого люди моего поколения критикуют теперь за все подряд, РАН не было бы вообще. Именно он в «походных» условиях, в аэропорту, понимая, видимо, остроту ситуации, подписал указ о создании правопреемницы советской Академии наук. И позволю себе утверждать, что последующий период был для нее даже более трудным, чем военные годы…
 

— Когда работали сутками и решали, казалось бы, невыполнимые задачи?
 

— Да потому и решали, что АН СССР была окружена не просто уважением — настоящим пиететом! С нее много требовали, но и относились к ней соответственно. Девяностые годы прошлого века прошли для нас совсем под другим знаком. К тому же Академию постоянно пытались втянуть в политические интриги. Я же всегда считал, что ученые должны заниматься своим делом, поэтому никогда не состоял ни в одной партии, даже в КПСС. И на первом же организационном собрании РАН заявил: в эти игры мы играть не будем. К удивлению многих, «наверху» такая позиция была воспринята и помогла нам сохранить свое лицо. Она остается неизменной и сегодня, хотя государственная Академия, разумеется, обязана взаимодействовать с государством. Хотелось бы только, чтобы власти советовались с ней по вопросам, в которых они не очень хорошо разбираются.
 

В целом же сегодня — далеко не начало 1990-х. Конечно, не хватает средств, ставок, но и в советское время их тоже часто не хватало. Зато сейчас наши позиции гораздо прочнее, в последние годы приобретено много нового оборудования, у сотрудников есть перспектива. Очень важно, что должность президента РАН, как и другие руководящие академические должности, остается выборной, глава РФ его только утверждает, обеспечивая легитимность. Так что реально демократии в Академии больше, чем в некоторых властных структурах.
 

— Среди демидовских лауреатов и XIX, и XX–XXI веков — ученые мирового масштаба, внесшие огромный вклад как в общечеловеческую копилку фундаментальных знаний, так и в практическое их применение. Великий Менделеев, например, наряду с периодической таблицей занимался нефтяными промыслами, хирург Пирогов лично поставил на ноги сотни больных, в решение конкретных проблем были включены академики Раушенбах, Вонсовский, ваш учитель Николай Николаевич Красовский. Вы и сами, выйдя из его школы, блестяще решали сложнейшие прикладные задачи, оборонные в частности, за что удостоены многих высоких наград. Тем не менее теперь Академию нередко обвиняют в том, что она «оторвалась от жизни», «замкнулась сама на себя», недостаточно участвует в модернизации страны. В связи с этим звучат даже предложения изменить ее устав, сделать фундаментальное и прикладное начала равнозначными целями…
 

— Не вижу никакого смысла в таких изменениях. РАН активно занимается и обязана заниматься и тем, и другим, устав это позволяет. Утверждения, будто она замкнута исключительно на фундаментальные исследования, не соответствуют действительности. У нас есть множество крупномасштабных разработок, имеющих общегосударственное значение. Так, Академия вовлечена в переоснащение российского железнодорожного транспорта, мы сотрудничаем с крупнейшими госкорпорациями, такими, как «Роснано», активно участвуем в проектах по энергосбережению. Если говорить об Уральском отделении РАН, то его связи с промышленностью, крупными оборонными, ядерными центрами, в частности Государственным ракетным центром имени академика В.П. Макеева, складывались десятилетиями и продолжают развиваться. Кстати, к этим связям я имею непосредственное отношение: когда-то Виктор Петрович Макеев давал мне рекомендацию для избрания в члены-корреспонденты. И это лишь небольшая часть примеров включенности РАН в реальную экономику.
 

— Научная Демидовская премия присуждается по совокупности заслуг, в том числе за воспитание учеников. Вы основатель известной научной школы по математической теории управления, отпочковавшейся от школы Красовского, заведуете кафедрой оптимального управления в МГУ, сменив на этом посту Льва Понтрягина, воспитали больше десятка докторов, три десятка кандидатов наук, академика. Словом, подготовка специалистов высшей квалификации всегда была серьезной частью вашей работы. А как вы относитесь к осуществляемым в стране образовательным реформам, какова здесь роль РАН?
 

— К сожалению, у меня сегодня не получается уделять кафедре, студентам столько времени, сколько хотелось бы. В целом же Академия наук в России всегда была неотъемлемой частью образовательного процесса, задавала вектор его развития. Достаточно сказать, что в МГУ, ведущем вузе страны, преподают 70 членов Академии, у нас множество совместных проектов. Отличные связи с Бауманским университетом, десятками других вузов. Нас живо интересует не только уровень преподавания, но и качество образовательных стандартов. Поэтому ни один официально рекомендованный школьный и вузовский учебник не может быть выпущен без визы РАН. А вообще проблема образования в стране сегодня самая главная. Слишком многое утрачено после распада СССР, в котором, что бы там ни говорили, учили качественно и фундаментально, а нового приобретено очень мало. В целом Академия за реформы, другой вопрос — за какие именно. У нас с Минобром есть разногласия по поводу системы «бакалавриат — магистратура» (чтобы получить полноценный диплом, далеко не по всем специальностям достаточно четырех лет обучения), повсеместного введения системы ЕГЭ, а некоторые вещи вызывают откровенное неприятие. Я, например, с удивлением узнал о принятом решении лишить самостоятельности и объединить два крупнейших уральских университета: УрГУ и УГТУ-УПИ. На мой взгляд, такое слияние противоестественно. Конечно, есть смысл объединять или даже закрывать небольшие, ничем не примечательные вузы. Но ведь речь идет о крупнейших учебных заведениях огромного региона! Каждый из этих вузов имел свое лицо, свою нишу. УГТУ всегда был одной из лучших в стране кузниц инженерных кадров, ориентированных на развитие специндустрии (кстати, совершенно непонятно, зачем там открыли такие специальности, как лингвистика, редактирование; это же совершенно другой профиль!), УрГУ давал широкое универсальное образование, сыграл огромную роль в развитии на Урале общей научной культуры. Не правильней ли было сохранять утвердившееся разделение ролей, обогащать накопленные традиции, а не строить новую структуру, жизнеспособность которой вызывает серьезные сомнения?
 

— Но решение уже принято, обратного хода нет…
 

— Увы, его приняли, не посоветовавшись с Академией. Такие вопросы должны обсуждаться с компетентными людьми. Остается надеяться, что строительство новой структуры будет проводиться умно и грамотно.
 

— В связи с этим еще один вопрос. Декларируется, что уже через два-три года вновь создаваемые федеральные университеты достигнут и даже превзойдут мировой уровень, по научным исследованиям в частности. Реально ли это?
 

— Лично я в это не верю. Может быть, это и произойдет, но совсем не так скоро. Если вы помните, когда организовывались первые ФУ, Южный в Ростове и Сибирский в Красноярске, было заявлено: уже через три года они станут вузами мирового класса. Никого не хочу обижать, однако время прошло, но пока не только до означенной цели, но и до уровня просто хороших университетов им еще очень и очень далеко. Такие вещи надо делать крайне осторожно. Что касается идеи полного перемещения науки в вузы, она бесперспективна, у нас в стране особенно. Нельзя полноценно сочетать занятия наукой и преподавание. Создание же в университетах специальных научных подразделений высокого класса без участия Академии наук в России невозможно — так сложилось исторически, это реальность, подтверждаемая фактами. Принимая ответственные решения, важно всегда помнить: Академия и высшая школа — сообщающиеся сосуды. И любые попытки разделить их не просто недальновидны — они губительны и для них самих, и для научно-образовательного пространства страны.
 

— Каково ваше отношение к проекту супериннограда Сколково?
 

— Я желаю ему удачи и считаю очень правильным, что в научном совете проекта — целый ряд представителей РАН. Среди них академики Ж.И. Алферов, Е. П. Велихов, А. И. Григорьев, глава РФФИ В.Я. Панченко. Если все осуществится, как задумывалось, — все будут только рады. Хотя одним Сколково модернизацию не осуществить. Нужно поддерживать достойный уровень науки и образования во всей стране.
 

От себя добавим, что двое из названных членов научного совета Сколково — Жорес Иванович Алферов и Анатолий Иванович Григорьев — также обладатели Демидовской премии разных лет. Причем академик Алферов получил свою раньше Нобелевской. Так что демидовские лауреаты, как это было всегда, — на самом переднем крае.
 

Интервью с лауреатами вели Андрей и Елена ПОНИЗОВКИНЫ.
Фотопортреты работы С. НОВИКОВА