Антропология движения: истоки важнее итогов

Одним из стартовых мероприятий образовательного проекта «UOLEctures» стало выступление в Музее истории и археологии Среднего Урала члена-корреспондента РАН, доктора исторических наук Андрея Владимировича Головнева. Достаточно свободная по форме, его лекция «Антропология движения: историческая методология и гуманитарная технология» была построена скорее по принципу ассоциативных связей, чем по строгому плану. Однако в итоге слушатели — преимущественно студенты — не только познакомились в общих чертах с новым научным направлением (о нем и о книге А. Головнева «Антропология движения (древности Северной Евразии)» наша газета писала неоднократно), но и получили представление о некоторых проблемах и перспективах антропологии и гуманитарных наук в целом.
 

Движение — одно из базовых понятий как для точных и естественных наук, так и для обществоведения, исторических дисциплин и, в частности, для антропологии. «Главное для меня, — пояснил Андрей Владимирович, — даже не само движение, а то, что заставляет человека двигаться (речь здесь и далее — о перемещении по планете больших и малых групп, а то и целых цивилизаций)». Первичный импульс к такому движению — свойственное человеку стремление установить контроль над пространством. А также, — добавляет исследователь, — «наша рефлексия по этому поводу, мотивы персонального поведения, в частности поведения лидера». Новое направление в антропологической науке, как и положено, рождается из парадоксов: «Наука статична, она ориентирована на остановку реальности: чтобы что-то исследовать, нужно это как-то зафиксировать, а предметом изучения в данном случае является движение…» Останки древнейшего человека говорят о том, что в жизни своей он, пожалуй, больше бегал, нежели ходил, возможно, правильнее было бы его назвать не «прямоходящим», а «прямобегущим». Такой образ жизни связан с более широким понятием глобальной коммуникации. Человек стал «чемпионом по расселению» среди крупных животных, но при этом сохранил видовое единство, что говорит об интенсивности коммуникации на различных уровнях. История технологий — это одновременно и история преодоления расстояний (на раннем этапе: изобретение стрелы и копья, приручение таких животных, как собака и лошадь и т.д.). Это сообщало новое качество освоению пространства и всякий раз означало изменение стратегии поведения человека по отношению к миру.
 

Как фиксировать, стратифицировать социальную активность? Установлено, что ей свойственны определенные закономерности. Значит, можно строить мотивационно-деятельностные схемы, исследовать, например, антропологию движения по схеме «гора — долина», «Юг — Север» и т.д.
 

В экспедициях А. Головнев наблюдал жизнь и быт кочевников Севера, общался с ними, и по его впечатлению «кочевье — это нечто без начала и конца. Как это понять (человеку оседлому)? Особенно — понять, как может в таких условиях существовать женщина? Что «гонит» этих людей и почему? В их фольклоре и мертвые на том свете кочуют, то есть в строгом смысле слова и «покойниками» их не назовешь. В их повседневной жизни, с одной стороны, идеей кочевья проникнуто все (например, нормы поведения: уважающий себя чукотский мужчина никогда не подойдет близко к огню с целью «согреться», то есть не покажет, что он в этом нуждается). В то же время сами они, по-видимому, по этому поводу не рефлексируют, на вопросы этнографов отмалчиваются, разве что обронят уклончиво, в третьем лице: «Оленям пора идти…». На самом деле, «дети природы» по отношению к природе экстремально жестоки. Они предпочитают быть над природой, представляют себя «парящими» над ней, ненцев, например, хоронят на помостах, то есть над землей… «Однако, — подчеркнул выступающий, — я считаю, человек велик не потому, что покорил природу, а потому, что научился ей подражать». Философский императив кочевья — власть над пространством. Интересно, что власть как общественный институт может бурно развиваться отнюдь не там, где есть наиболее благоприятные для жизни условия, а скорее наоборот. Каждый представитель кочевого народа — «инженер пространства, малого или большого — в зависимости от социального положения.
 

Диалектика отношений кочевых и оседлых народов определяет историю. Россия — территория, на которой некогда сошлись кочевники моря и кочевники суши, представляющие соответственно балто-скандинавский и центральноазиатский ареалы расселения. Причем «сходились» они (приблизительно в районе Северного Причерноморья) неоднократно, поколение за поколением, культура за культурой… «Север» и «Юг» в России все время конкурировали — друг другу противостояли, по предложенной А. Головневым терминологии, нордизм («норд-русская», ладожско-новгородская традиция) и ордизм («орд-русская», московская). «Культуры делятся на магистральные и локальные, и это социохимия, фундаментальный закон существования. Магистральные — это культуры кочевые, движущиеся, и они контролируют локальные, а главное в масштабе мировой истории — их симбиоз, на протяжении веков существуют иногда устойчивые «пары», например, славяне и варяги. Может быть, в этом симбиозе-противоборстве и содержится корень успеха колонизации огромных пространств нынешней России».
 

Помимо изучения традиционных кочевых культур для антропологии движения существует немало «точек приложения сил». Современный человек физически стал менее подвижен. «Homo Mobilis» сегодня иронически переводится как «человек с мобильником». Развитие транспорта и связи избавило нас от нужды в дальних перемещениях, но, похоже, психологически с этим связано всеобщее увлечение зрелищами, в которых движение, action, играет первостепенную роль. Кино, телевидение, компьютерные игры, путешествия в Сети (появился и термин: digital nomad — «цифровой кочевник») — человек таким образом совмещает физическую оседлость с виртуальной подвижностью. В чем истоки этого явления и каковы могут быть результаты, могла бы, наряду с другими дисциплинами, ответить и антропология движения. Не менее интересно присмотреться к тем изменениям, которые претерпевает сейчас традиционный туризм. Туризм сегодня, по мнению А. Головнева, для многих стал образом жизни, мотивацией всего поведения. Но теперь это не стремление открыть что-то новое. Нынешний турист — это своего рода пользователь, ориентированный на «меню» — набор услуг и возможностей.
 

Вероятно, «физическая» антропология и этнография (исследование человека в среде его обитания, изучение «вещественного» культурного наследия) со временем также уступит место виртуальной. Вообще диалектика реального и виртуального в современном мире живо интересовала молодежную аудиторию лекции, вопросы сыпались градом, так же, как и по поводу будущего гуманитарных технологий в целом и киноантропологии. А.В. Головнев — кинорежиссер, президент очередного, VII Российского открытого фестиваля антропологических фильмов, что пройдет в Екатеринбурге в апреле этого года (информация о нем — на сайте http://rfaf.ru/rus/raff). Гуманитарные науки, по его убеждению, не должны утрачивать присущую только им специфику, но одновременно должны стать более технологичными, причем пересмотреть не только арсенал средств и методов, но и принципы самоутверждения, как сейчас модно говорить, «позиционирования» — определение цели. «Человеческое достоинство, — утверждает Андрей Владимирович, — вот цель для гуманитарных технологий. Что является для меня главным в человеческом измерении? — красота и достоинство». И еще: «Всем советую отказаться от стереотипа, что история написана глаголами совершенного вида, отказаться от подведения итогов. Что такое вообще «итог»? В персональном измерении — смерть, крышка». Наука, познание по природе своей не предполагают окончательного итога, следовательно, и здесь движение — главное условие жизни. Так что для будущих исследователей лекция об антропологии движения стала действительно «установочной» в лучшем смысле этого слова.
 

Е. ИЗВАРИНА