Конкурировать нельзя сотрудничать?

Некоторое время назад кафедра философии ИФиП УрО РАН провела в стенах Института экономики УрО РАН Пятый аспирантский экономический форум. Молодые экономисты, историки и философы обсуждали вопрос: какая экономическая стратегия — конкуренция или сотрудничество — способна сегодня привести Россию к устойчивому росту национального богатства?
 

Советская экономика с ее директивной формой управления интерпретируется некоторыми учеными как ориентированная на сотрудничество производителей и потребителей. Производитель не мог «прогореть», потребителю нечего было беспокоиться о прожиточном минимуме. Государство было ответственно за предоставление возможности трудиться, но оно могло строго спросить с тех, кто игнорировал общественно полезный труд. Оно лишало производителя какой-либо самостоятельности в процессе воспроизводства, вместе с тем производитель был застрахован от своих неверных шагов в экономической деятельности. Это снижало до минимума транзакционные издержки, чрезвычайно усиливало целостность и коллективную мощь советского государства.
 

Преимуществам этой экономической стратегии был посвящен доклад доктора исторических наук В.В. Запария (ИИиА) «О конкуренции в танкостроении в Великой Отечественной войне: СССР — Германия». Докладчик отметил, что, во-первых, промышленный потенциал, который находился под контролем Германии, несопоставимо превышал советский. Во-вторых, что касается кадров промышленности, то преимущество опять было на стороне Германии. Несмотря на меры по организации профессионального обучения, советских рабочих в первом поколении никак нельзя сравнить с потомственными немецкими рабочими. В-третьих, СССР явно отставал и в производственных площадях, но смог выпустить бронетехники больше, чем Германия. Это стало возможным благодаря, с одной стороны, беспрецедентной унификации систем бронетанкового вооружения и технологии ее изготовления, а с другой, мощнейшей концентрации научно-технической мысли. В-четвертых, раздробленность германской науки привела к ее внутренней негибкости. Под покровом коммерческой тайны многие научно-технические открытия долго не могли стать общедоступными в производстве, что тормозило прогресс. Советская же прикладная наука изначально создавалась для обслуживания всей отрасли в целом, осуществлялся принцип «прозрачности информации» для всех потребителей страны. В экстренных условиях советское танкостроение организовало новую схему централизованного производственного кооперирования и взаимодействия между ними, включая взаимные поставки бронекорпусов, моторов, вооружения и прочих деталей через инфраструктуру соответствующих наркоматов. Великая Отечественная война была не только столкновением геополитических, военных, но и экономических систем, механизмов экономической деятельности. Победила советская страна с ее ориентацией не на корпоративные, а на общегосударственные интересы, с ее централизацией всех производственных, технических, интеллектуальных, духовных и организационных возможностей, с ее высокой идейной сплоченностью, желанием победить врага.
 

Однако переход от директивного управления российской экономикой к рынку был объективно необходим. Отсюда интерес молодых ученых к работам западных экономистов, все более привлекательным становится и экономический механизм Китая. Европейские индустриальные страны развивались на рыночной основе не одно столетие, что позволило не только сформироваться цивилизованным нормам конку-рентных отношений между производителями и потребителями, но и теоретически осмыслить эту стратегию на уровне микро- и макроэкономики. На примере работ современного американского экономиста М. Портера А.В. Ратнер (ИЭ) проанализировал основные стадии конкурентоспособности промышленно развитых стран мира (работа А.В. Ратнера выполняется при финансовой поддержке гранта РГНФ № 10-02-00694 а/G «Оценка влияния освоения минерально-сырьевого комплекса на межрегиональное и приграничное сотрудничество России и Монголии»). В рамках мирохозяйственных связей каждая страна в своем развитии вынуждена преследовать противоположные цели. С одной стороны, страна стремится к автаркии, суверенитету, самоидентичности и, как следствие, к протекционизму во внешнеэкономической деятельности. С другой стороны, она стремится к обеспечению товарами и факторами производства извне, к открытости и к международной экономической интеграции. М. Портер выделяет 4 стадии развития конкурентоспособности экономики. На 1-й стадии страна опирается на базисные факторы производства и полностью покупает технологии за рубежом, причем примитивные (широкое участие в процессе международной экономической интеграции с позиции покупателя). На 2-й стадии страна, закупая технологию, уже сама дорабатывает ее до высокого уровня. На 3-й стадии страна сама разрабатывает инновации (высшая точка автаркии) и продает технологии за рубеж (снова стремление к интеграции, но уже с позиции продавца). На 4-й стадии страна опять страдает от недостатка инноваций и инвестиций (из-за автаркии); конкурентное преимущество получают иностранные компании, которые скупают компании данной страны с последующей интеграцией их в свои глобальные структуры (полная потеря автаркии, полное участие в интеграции). Каждая стадия в данном цикле экономического развития отражает конкурентоспособность стран мировой экономики в данный период времени.
 

Доклад Е.В. Тукаловой (ИЭ) «Военные методы в конкурентной борьбе» перевел обсуждение в русло микроэкономики. В последние годы все чаще конкурентная борьба сравнивается с военными действиями, но еще в Древнем Китае для завоевания, расширения и удержания власти использовалось множество стратегий, впоследствии (примерно в VI веке до н.э.) систематизированных в сборник, который сегодня носит название «36 стратагем». Данные стратагемы успешно применяются и в бизнесе. Восточный подход не подразумевает наличие дружественных компаний, считается, что повсюду враги и лишь временные союзники. Китайские стратагемы основаны на принципах даосизма: инь-ян, как две противоположности; увэй, путь наименьшего сопротивления; учан, непрерывное изменение; шанбин убин, непрямое действие. Каждому из четырех принципов соответствуют по девять стратагем из сборника. Были рассмотрены примеры их использования в европейском бизнесе. Таким образом, считает Е.В. Тукалова, использование опыта военачальников Древнего Китая способно расширить возможности конкурентной борьбы в бизнесе.
 

Если война, сказал в прениях по докладу старший преподаватель кафедры философии, кандидат исторических наук А.С. Луньков, это продолжение политики другими средствами, при необязательности выживания противника, то конкуренция сегодня — это экономическая «война», где выживание конкурента в экономическом (в предельных вариантах «дикого капитализма» — в физическом) смысле также не обязательно. Большую роль в становлении такого экономического мировоззрения сыграла Вторая Мировая война, точнее — ее окончание. На американском и западноевропейском рынках труда практически в одночасье оказалось огромное количество офицеров среднего и высшего звена с серьезным опытом штабной и тыловой работы. Они привнесли в бизнес военный подход к стратегии, логистике, менеджменту и рекламе.
 

Интерес современного западного бизнеса к древнекитайскому стратегическому наследию возник во многом благодаря успехам Японии, активное участие которой во всех глобальный мировых конфликтах ХХ века как союзника и противника Запада значительно обогатило европейскую и американскую военную мысль. В экономическом же отношении Япония стала примером для подражания после своего мощного технологического и экономического рывка второй половины ХХ века. Поэтому можно сказать, что процесс глобализации затронул и сферу экономического мировоззрения, которое вобрало в себя идеи разного культурного происхождения, но которые оказались очень подходящими для реализации главной цели современной экономики — получения прибыли.
 

В том же ключе микроэкономических проблем конкурентных отношений прозвучал доклад Т.Н. Беляевой (ИЭ) «Конкуренция брендов в сознании потребителей». В сегодняшних реалиях рыночной экономики, когда российский бизнес испытывает острейшую конкуренцию, когда соперничество в цене с мировыми производителями (в том числе и китайскими) во многих сегментах рынка связано с большими рисками, отечественные компании ищут источники усиления своих позиций в сфере брендинга. Конкурентные войны между компаниями в первую очередь ведутся прежде всего в сознании потребителя, а авторитет компании в итоге совпадает с ее позицией на рынке. Отличие бренда от торговой марки в том, что бренд имеет отношение к сознанию и подсознанию, к чувствам, эмоциям, мечтам и мифам потребителя, бренд стремится дать потребителю возможность показать иную, лучшую, отвечающую сокровенным мечтам реальность. Создание впечатляющей истории для своего товара или фирмы, интеграция маркетинговых коммуникаций вокруг привлекательного бренда обеспечивают эффективное развитие бизнеса. Именно поэтому при разработке нового бренда, определении его будущего позиционирования и построении некой товарной лестницы необходимо учитывать не только маркетинговые факторы, но и то, на какие эмоциональные «рычаги» психики он должен воздействовать, какие мечты потребителей олицетворять, какие мифы оживить в их сознании.
 

Хотелось бы в связи с докладом Т.Н. Беляевой заметить, что переход от директивного управления российской экономикой к рынку был объективно необходим, но разрушение старого хозяйственного механизма пока не привело к возникновению нового. Мешает многое, и в частности, слепое увлечение чужим опытом, причем уже изжитым за границей. Многие продолжают уже какой год говорить о духе свободного предпринимательства, вспоминают об А. Смите, который впервые и определил ключевую роль конкуренции в функционировании рыночной экономики и назвал конкуренцию конкретным механизмом действия «невидимой руки». Якобы эта божественная «рука» через борьбу производителей за ограниченный объем платежеспособного спроса потребителей уверенно и безошибочно ведет к неуклонному росту народного богатства. Но ведь на дворе не ХVIII, а ХХI век, в котором отчетливо заявляют о себе черты не раннего, а позднего капитализма. Как заметила в прениях по этому докладу старший преподаватель кафедры философии, кандидат философских наук С.В. Оболкина, на заре развития буржуазной культуры, в борьбе с аристократическим мировоз-зрением победила установка: «Прибыль превыше всего». Является ли она «врожденной» экономической мысли? Нет, если мы обратимся к истории и вспомним, например, экономические представления Аристотеля или византийскую мысль. Но когда победило буржуазное общество и экономические интересы возглавили иерархию мировоззренческих смыслов, эта установка начала активно воздействовать на европейскую культуру в целом.
 

В выступлении Е.А. Ивановой (ИФиП) «Конкуренция и жизненный мир человека в условия позднего капитализма» показано, что принцип конкуренции запустил маховик формирования индивидуалистического общества и индивида нового типа, весьма далеких от тех идиллических образов, которые некогда рисовали классики либерализма. В условиях позднего капитализма, при котором экономика переориентирована на потребление, а экономический рост в значительной степени стимулируется формированием новых потребностей, человек оказывается не только субъектом, но и объектом интенсивной конкуренции. Отныне пространством наиболее острой конкурентной борьбы становятся сознание и бессознательное индивидов. В результате навязанная капиталистической логикой товарная форма превращается в ту почти кантовскую априорную форму, через которую человек воспринимает мир и свой опыт в нем. Следствием этого, по замечанию американского теоретика Ф. Джеймисона, становится «фрагментаризация всего социального поля и превращение человека в самозамкнутую монаду, лишенную своих органических связей с социальным окружением». Вместе с тем, с усилением конкуренции в условиях позднего капитализма дестабилизируется и еще одно важнейшее измерение жизненного мира человека. Стремление экономических субъектов минимизировать свои затраты за счет реорганизации системы занятости и придания гибкости за счет свободы от обременительных социальных обязательств, расшатывает статус индивида как «человека трудящегося», являющегося, по выражению французского исследователя К. Лаваля, основным параметром человеческой жизни. Ведь очевидно, что в «обществе наемного труда» именно принадлежность к трудовому коллективу является одной из последних устойчивых форм социального взаимодействия и надежным источником самоидентификации индивида. Стимулируемый либеральной экономической политикой отказ от стабильной системы занятости на уровне жизненного мира человека оборачивается усилением отчуждения и, как итог,— формированием того, что Р. Кастель назвал «негативной индивидуальностью».
 

Есть ли пути экономического развития России за пределами простого калькирования опыта Запада (или Китая)? Например, В.Л. Малышев в книге «От экономики соперничества к экономике сотрудничества» связывает инновационное развитие России не со становлением межотраслевых межфирменных отношений, а с переходом к межотраслевому межфирменному сотрудничеству. Существуют одни отрасли, производящие продукт, и есть другие, его потребляющие в качестве ресурса производства (здравоохранение, жилищное строительство и т.д.). Научно-технический уровень отрасли-потребителя требует существенных единовременных затрат на повышение технологии использования продукта как ресурса производства. Это обстоятельство и является базой для развития сотрудничества между фирмами различных отраслей. Л.И. Абалкин выделял две тенденции исторического прогресса: 1) развитие личности, индивидуализма, свободы и частной собственности; 2) развитие солидарности, коллективизма, социализации общественной жизни и справедливости. Эти две тенденции, говорил он, предстают сегодня не как две следующие друг за другом системы капитализма и социализма, а как процессы, ведущие к высшему историческому синтезу. Молодым экономистам, историкам и философам стоит задуматься о том, как этот синтез может быть осуществлен. Кроме того, конкуренцию мировоззренческих платформ различных культур сегодня упускать из поля зрения просто преступно. В условиях глобализации победа одной системы мировоззрения приводит к стремительному и необратимому перерождению «побежденной» культуры. Победа, к примеру, китайских мировоззренческих принципов сделает уничтожение России быстрым и необратимым еще до того, как мы заметим серьезный демографический или эконо-мический вес этой культуры на нашей территории. И чем быстрее мы позволим экономистам убедить себя в том, что только прибыль спасает, тем быстрее это уничтожение произойдет.
 

Ю. И. МИРОШНИКОВ,
доктор философских наук,
зав. кафедрой философии ИФиП УрО РАН