Игорь Воротников: "Когда Вселенная звучит..."

   Очень трудно — да и надо ли? И возможно ли вообще? — рационально объяснить и логически обосновать  чудо лирической поэзии. Чудо мы принимаем как данность. Музыку мы слышим сердцем — и нам того достаточно. Лишь сердцу дано помнить, знать и предвидеть «миры иные», между прочим, не менее значимые для нас, чем реальные «хищные вещи века». Но — иные… «Там» — все, как «здесь», но все иначе. «Там» — свои порядки, свои законы и мелодические каноны для нашего всецело «здешнего» жизненного опыта. Не спрашивайте у поэзии — зачем она и почему. Тем более — «о чем это?» О старом. О главном. О зимнем и летнем, дневном и ночном, неизбывном…
   Стихи екатеринбургского поэта (а также своеобразного эссеиста и критика) Игоря Воротникова как раз такие. В них живут и действуют, по преимуществу, не зримые приметы пейзажа и быта, а то, что дано в ощущениях : твердь, пустота, воздух, звучание, свечение, влечение, отчаянье… И — вера в то, что «в пространстве, до седьмых небес живом» ничто не напрасно, ничто не безнадежно. Что как бы там ни было, мы живы «под тяжестью собственных истин» — ведь все еще слышим, хотя бы слабое эхо, — когда Вселенная звучит…

* * *

Ночь. Ладонь ее на лбу.

Голова литая.

Лишь на этом берегу

Ангелы летают.

Лишь тревожат хрупкий сон,

Всполошив ресницы,

Из распахнутых окон

Ледяные птицы.

И разносят по углам

До утра, как токи,

На невидимых крылах

Ледяные вздохи.

Впечатление

Холодный художник январь,

За пазухой ветер и вьюга.

Луна… Или просто фонарь.

И воздух — как заново струган.

И день, словно длинный рассвет,

И свет, не имеющий цвета,

И всякий знакомый — сюжет,

И всякий прохожий — планета.

А ночью гуляет вразброд

Под тяжестью собственных истин

Мой самый холодный народ,

Мой самый горячий и чистый.

Январь — будто камень с души,

И тонкие стебли мороза

За пазухой —словно шипы,

Когда бы не попросту — розы.

* * *

Что воздух волокнист,

Что снег тому предтеча,

Расскажет этот вечер,

Идущий сверху вниз,

Как совершенный мост

Для слов и для наитий,

Прядущий в небе нити

Прерывисто, от звезд.

* * *

Луна, как золотой рожок

Во глубине сырого сада.

И Млечный Путь в час звездопада

Звенит серебряной межой.

И чудится, что есть в ночи

Шкатулка с музыкою звонкой…

Когда Вселенная звучит,

Земля становится ребенком,

Который верит и молчит.

Троица

Играет детвора,

Одно на свете зная,

Что жизнь не умирает,

Что посреди двора:

Дом. Дерево. Гора.

* * *

Как хорошо от счастья плакать

В какой-нибудь простой избе,

И во дворе играть с собакой,

И думать только о тебе.

И без затей стелить солому

В обитой жестью конуре,

Колоть дрова, топить хоромы

В глубинке, в стужу, в ноябре.

И связанный тобою свитер

Носить, пугая холода,

И ждать, пока дождливый Питер

Тебя отпустит — навсегда.

Песня

Я не люблю отдельной комнаты

И музыки впрокат.

Пусть этой музыки не помнишь ты,

Мне музыка — как сад.

Мне музыка — монета чистая,

Бери, все от души.

Любимая моя, лучистая,

Осенняя моя взашиб.

Я не люблю, тобой болею я

В несбывшемся саду,

И словно тополь, тополею я…

Ох, ладушки-ладу.

* * *

Как я жил без тебя, как я жил?!

Как скитался в лесах и болотах

До звенящих серебряных жил

И седьмого щадящего пота.

До поющего сердца во мгле

У костра на опушке нетленной,

До картошки, сгоревшей в золе,

И мелодий, текущих по венам.

* * *

Качнется небо легкое,

Качнется краем в грудь,

И раненое легкое

Не даст тебе вздохнуть.

И ночью день покажется,

И в воздухе, до слез, 

С землею небо свяжется

Сырою болью звезд.

* * *

Господи, как мне плохо 

И от выдоха и от вдоха!

Среди этой российской пурги

Господи, помоги.

Все кружит, все круги да долги

(Все Емеля не знает подвоха),

Но не знаю как стать мне другим

И не охать, не охать, не охать.

Среди этой небесной лузги

Я себя собираю по крохам.

Чтоб — для выдоха и для вздоха…

Господи, помоги.

* * *

Хочешь напиться всерьез —

Значит, напейся до слез.

Если ж ни дома, ни хлеба,

Нужно допиться до неба.

В небе в избытке борозд,

Чтобы упасть между звезд.

* * *

                                                                                                  Юрию Казарину

«Надсаживает сердце не работа,

А нежности похмельной маета».

И если пить, то до седьмого пота,

Чтоб выходила чистая тщета.

Чтобы на свет хоть что-то выходило,

В пространстве, до седьмых небес  живом,

И сердце о грудную клетку билось 

Вдруг выросшим от нежности крылом.

* * *

                                                                                                 Сходит все благим наитьем…
                                                                                                                         (П.А. Вяземский)

Сходит все благим наитьем,

Друг мой, память так легка.

В нашем скромном общежитьи

Сходит небо с потолка.

Сходит все, что с нами было

И навеки в нас сбылось:

Парк и пруд с зеленым илом,

Томик Пушкина и трость.

Сходит всё, что есть и будет,

То с любовью, то с тоской:

Домик, яблоки на блюде,

Речка с золотым песком —

Жизнь благим наитьем сходит…

Душа

Она попасть старалась в такт,

И говорить училась прозой,

И обращала руки к звездам…

А звезды падали и так.

Страницу подготовила  Е. ИЗВАРИНА
Рисунок Т. Решетниковой