Реформам - здравый смысл

Пусть власть найдет себе иное занятие, чем борьба с независимостью Академии

 

Телевизионное сообщение о дискуссии в Кабинете министров РФ, касающейся путей реформирования академической науки, застало нас на выездном заседании президиума Уральского отделения Российской академии наук, состоявшемся в прошлый четверг, 30 июня, в скромном городке Приуралья. Здесь, в федеральном ракетном центре, в окружении ученых, инженеров и техников, создавших самые мощные в мире баллистические ракеты морского базирования, с особой остротой и тревогой воспринимается все, что касается преобразований в сфере организации российской науки. Кто-кто, а труженики опорного края державы, научно-технические достижения которых еще позволяют России гордо носить статус великого государства, знают истинную цену союза науки и производства.

Откровенным диссонансом в этой атмосфере стали высказывания министра экономического развития и торговли Германа Грефа, который до сих пор не может... «понять, что же это за сложное образование такое — Российская академия наук, доставшееся нам с прежних времен». Заметим, что это высказывание министра весьма контрастирует со словами президента страны В. Путина, который отметил на первом заседании Совета по науке, образованию и технологиям, что «Академия наук — это наше национальное достояние…». Никак не вписывается это образование в изобретаемые реформы, а уровень российской науки, по оценкам министра, сильно отстает от западной. Министра не смущают ни высочайший авторитет российской математической школы и тот факт, что академик Людвиг Фаддеев возглавляет Международный союз математиков, ни то обстоятельство, что переводные работы российских физиков нарасхват за рубежом, а две Нобелевские премии по физике ХХI века присуждены российским академикам Ж.Алферову и В.Гинзбургу, ни традиции российской химической школы, давшей миру десятки выдающихся ученых. Да и что можно ожидать от оставшихся в научной среде стариков? В качестве аргумента Герман Греф приводит неприглядный, на его взгляд, пример, что за последние 10 лет доля публикаций российских ученых в международных журналах упала до двух с чем-то процентов. Не будем оспаривать достоверность этой усредненной цифры, зависящей от многих факторов (по ряду ключевых направлений математики, физики, химии, биологии она существенно выше). Не будем также упрекать профессоров, которые по уровню зарплаты уступают московским дворникам, что они не изыскали средств на оплату дополнительных расходов, связанных с переводом и отправкой статей за рубеж (некоторые зарубежные издания требуют оплаты за опубликование статей в размере 20–40 долларов США за страницу), а патентование любого изобретения за рубежом обходится в несколько тысяч долларов. Напомним лишь, что для успешного развития фундаментальной науки необходима постоянная государственная поддержка, а затянувшийся на многие годы экономический кризис в России явно этому не способствовал. Напротив, США, многие страны Европы за эти годы значительно усилили финансирование научной сферы, а наблюдаемый стремительный рост научных исследований в Китае, Корее, других странах Юго-Восточной Азии является следствием последовательной государственной политики.

В последнее время Академию наук часто упрекают в неэффективности. Но давайте посмотрим на финансирование. Любой экономист прекрасно знает, что показатель эффективности определяется не только количеством произведенной продукции, но и объемом затрат. И если сравнить объем финансирования научных исследований в России (менее 2 млрд долларов в 2005 году) с аналогичными показателями стран ведущей семерки (более 550 миллиардов долларов), то наша доля в мировой научной продукции при равной эффективности должна быть на порядок ниже и измеряться долями процента. Так что российская наука даже очень и очень эффективна, что подтверждается мировым уровнем работ по целому ряду приоритетных направлений математики, физики, химии, биологии и других наук, а также высоким авторитетом, который имеют наши ученые за рубежом. Остается лишь удивляться, как ученые Российской академии наук в условиях ничтожно низкого финансирования сумели не только выстоять в течение более 10 лет, но и сохранить научные школы. Настолько сильными оказались традиции РАН и ответственность за порученное дело!

Когда-то глава советской термоядерной программы академик Лев Арцимович отметил, что «наука должна согреваться в теплых ладонях государства». В нашей истории уже есть примеры жесткого вмешательства государства в дела ученых: так, после войны были разгромлены «буржуазная» генетика, кибернетика, «идеалистическая теория резонанса» в химии. А все потому, что реформированием науки занимаются люди, далекие от нее. В команде министерства образования и науки мы видим замечательных молодых ребят, прошедших хорошую школу бизнеса, но не слишком отягощенных проблемами школ научных. Они мыслят другими категориями, и часть их реформаторских предложений, мягко говоря, не очень продумана.

Последнее ноу-хау, которое предложило нам Минобрнауки, — объединить под эгидой РАН в части фундаментальных исследований отраслевые академии — медицинских наук, сельскохозяйственных наук, образования и архитектуры. Как это будет происходить? В Академии медицинских наук сейчас работают 75 институтов, из которых 20–25 занимаются фундаментальной наукой, а остальные 50 — фундаментально-клинические. Среди них, к примеру, знаменитый Центр сердечно-сосудистой хирургии, где работают две тысячи человек. Примерно 300 из них заняты экспериментальными разработками, а остальные больше связаны с клиническими исследованиями. Во главе центра — блестящий экспериментатор и выдающийся хирург академик Лео Бокерия. Действуя по логике министерства, 300 человек из этого института надо забрать в Академию, а остальных отправить в распоряжение Минздравсоцразвития. То есть создаем еще одну больницу, но теряем целый научный комплекс. Как можно отделять одно от другого? Одни экспериментируют, генерируют новые знания, создают технологии, другие их внедряют. Собственно, именно к такой схеме организации работы и призывают сейчас науку!                

Само по себе объединение далеко не всегда приводит к оптимизации затрат, ради которой, по словам чиновников, и затеваются все эти слияния. До того как взяться за Академию, правительство экспериментировало на себе — проводило административную реформу. Было 30 министерств, стало — 14, а фактически 68, поскольку появились агентства и службы. Как шутят генетики, чиновники — это единственная человеческая популяция, которая размножается неполовым путем. В министерствах на Старой площади уже нет мест. А ведь эти здания достались российским администраторам от чиновников советских, которые «обслуживали» 340 миллионов человек населения, а не 150 миллионов, как сейчас.

Еще один тревожный момент — предложение министерства ликвидировать государственные научные центры, то есть ведущие отраслевые институты. Из 58 центров министерство собирается сделать шесть национальных лабораторий. Остальные должны акционироваться и налаживать выпуск инновационной продукции. Кто может работать эффективно — тот выживет, а неэффективно работающие институты сегодня никому не нужны. Но ведь подобный эксперимент у нас уже ставился в начале 1990-х годов. В результате из шести тысяч отраслевых институтов осталось только полторы. Там, где работала тысяча человек, сегодня трудятся от сотни до пятисот, большинство — в преклонном возрасте. Среднее звено между Академией и производством практически отсутствует. А в зданиях отраслевых институтов расположились банки, фирмы, магазины — но уж никак не инновационные центры.

Недвижимость РАН — вообще больной вопрос. И не случайно бытует мнение о некоем чиновничьем сговоре по приватизации и захвату земель научных институтов. Конечно, это в первую очередь относится к столице. Как ни печально, сейчас Академия страдает из-за слишком уважительного к ней отношения в прошлом. Так сложилось, что в Москве десятки академических институтов расположены на Ленинском проспекте, где одна сотка оценивается в 50 тысяч долларов, а в Санкт-Петербурге Академия занимает «золотую» стрелку Васильевского острова. Ясно, что ставки здесь достаточно высоки!               

Мы далеки от мысли, что научные исследования в стране организованы идеально, но разрушение Российской академии наук путем превращения в элитарный клуб почетных пенсионеров (как это рекомендует министр) и переноса фундаментальных исследований в университеты — это катастрофа национального уровня. Как справедливо отметил в ходе дискуссии министр образования и науки Андрей Фурсенко, «…если кто-то считает, что научную сферу можно легко перенести из РАН в университеты, не разрушив ее, то это — иллюзия». В США, Германии, Франции и ряде других европейских стран фундаментальные исследования действительно ведутся в исследовательских институтах, интегрированных в структуру университетов. Но в этих странах есть также развитая сеть национальных лабораторий, исследовательских центров и институтов. К примеру, Ливерморская национальная лаборатория или Национальный институт здоровья в США, Институт Макса Планка в Германии и многие другие, которые по сути выполняют те же функции, что и РАН. Не будем забывать о том, призывал на заседании правительства президент РАН академик Ю.Осипов, что система высшего образования в России и формы организации науки формировались веками и прошли испытания временем. Интеграция ведущих высших учебных заведений с институтами РАН в течение многих лет обеспечивала работу одной из лучших в мире систем подготовки научных кадров высшей квалификации, экспертов для всех сфер экономической деятельности.

Даже в самые трудные годы государство заботилось о научной элите страны. Ну, разве не вызывает восхищения факт, что в годы Великой Отечественной войны создавались не только новые исследовательские институты в Казани, на Урале, в Сибири, но и целые научные центры. Государство думало о развитии экономики, о будущем страны. К великому сожалению, проводимые в нашей стране реформы до сих пор не создали благоприятного климата для экономики развития. Опыт работы любой зарубежной фирмы убеждает в том, что для успешной конкуренции на рынке необходимо ежегодно вкладывать в обновление технологий, в том числе и в научные исследования, от 15 до 20 процентов своих доходов, создавая предпосылки для будущего развития. Вот где основной источник для роста ВВП! Наша экономика по-прежнему никак не ориентирована на развитие, а национальные монополисты продолжают хищнически расточать природные ресурсы страны, нисколько не заботясь о ее ближайшем будущем. В этом мы недавно убедились на примерах масштабных по своим негативным последствиям отключений электроэнергии в столице.

Пока в России сохранены научные школы, еще не поздно исправить ситуацию, радикально изменив отношение к науке в стране, к статусу научного сотрудника, что позволит привлечь талантливую молодежь в сферу научной деятельности. И только в этом случае можно рассчитывать на тот расцвет науки, который наблюдался у нас в стране в 1940–1970-е годы. Да, Минобрнауки обещает, что к 2008 году финансирование увеличится в два раза и зарплату ученых удастся поднять до 30 тысяч рублей. Важно, чтобы это не привело к 30-процентному сокращению сотрудников, как это подразумевается. По существу, сокращение уже произошло. В 1991 году в Российской академии наук было 165 тысяч сотрудников, а сегодня, без всяких реформ, осталось 115 тысяч. Кто уехал за границу, кто ушел в бизнес. Ясно, что надо разобраться с пенсионной реформой. Профессора не должны уходить на пенсию в 2600 рублей. Их надо приравнять к госслужащим. Почему в нашей науке 30 процентов — люди пожилые? Профессора, даже много старше 60 лет, не уходят на пенсию. Большинство из них еще активны физически и не могут представить себя без работы, а с другой стороны — что их ждет? Если бы им платили 15–20 тысяч рублей пенсии, то они спокойно работали бы по контракту, а на их штатные места пришла бы молодежь. С начала 1990-х мы уже привыкли слышать: «Молодежь не идет в науку!» Для регионов это — миф! В столице — это действительно проблема, поскольку многих толковых ребят растаскивают банки и многочисленные фирмы, а в регионах этих соблазнов намного меньше. У нас на Урале, к примеру, в этом году из двух сотен специалистов, оканчивающих аспирантуру, мы можем оставить в институтах только 40–50 — нет мест! И аналогичная ситуация во многих институтах РАН. Сейчас в науку снова идут те, кто хочет заниматься наукой, а не спасаться от армии. Есть, конечно, и такие, но их единицы. Наши аспиранты знают по два языка, владеют компьютерными технологиями. Они приходят в Академию на научно-образовательные кафедры с третьего курса и работают. Практически все успешно защищаются. В ближайшие пять лет Уральское отделение может подготовить 500 кандидатов и докторов.

И, наконец, не надо бороться с тем, что терпел даже Сталин, — с независимостью Академии. Нам говорят, что статус РАН не соответствует Гражданскому кодексу, который принят в 1996 году. Академия наук сегодня — самоуправляемая организация, имеющая государственный статус. Чиновники утверждают, что все самоуправляемое — это общественное и финансироваться государством не должно, а если у Академии государственный статус и деньги из бюджета, то уберите слово «самоуправляемая». Это означает, в частности, что президент страны должен утверждать первое лицо Академии после избрания его на Общем собрании РАН, осуществляя этим актом передачу функций собственника-государства. Наверное, в министерстве кажется, что это простая формальность, но она разрушает лучшие российские традиции — убивает свободный и независимый дух Академии.

В заключение приведем еще одно высказывание академика Л.Арцимовича: «…В научной политике наша опора — это просто здравый смысл и интуиция, благодаря которым человечество существует и развивается». Мы надеемся, что вектор здравого смысла в научно-технической политике возьмет верх, и Россия в ближайшем будущем умножит свой научно-технический потенциал, что позволит обеспечить качественно новый уровень жизни в стране.
 

Валерий ЧЕРЕШНЕВ, академик, председатель Уральского отделения РАН;
Валерий ЧАРУШИН, академик, заместитель председателя УрО РАН,
член Совета при Президенте РФ по науке, технологиям и образованию.
«Поиск» №27 (841) от 8 июля 2005 г.