Самый памятный день |
29 сентября российские атомщики впервые
отметили свой профессиональный праздник. В преддверии этого дня разработчики
и испытатели атомного заряда вспоминают то время, когда все только
начиналось. На вопрос «Какой день в вашей трудовой биографии запомнился
больше всего?» отвечают сотрудники РФЯЦ-ВНИИТФ.
Научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ,
академик Евгений Николаевич Аврорин:
— Ни один день не запомнился мне так ярко, как
22 ноября 1955 года, когда на Семипалатинском полигоне в 6.47 по московскому
времени прогремел самый сильный взрыв в его истории — прошли государственные
испытания ядерного заряда РДС-37 мощностью в 1,6 мегатонны.
Пожалуй, это был важнейший день в моей жизни,
повлиявший на мое мироощущение, на дальнейшую работу и научные изыскания.
Во-первых, то давнее испытание явилось прорывом в наших исследованиях,
фундаментальной основой для будущих разработок. Мы первыми в мире произвели
взрыв второй двухступенчатой водородной бомбы, сбросив ее с высоты 12 тысяч
метров с бомбардировщика Ту-16. Ее термоядерный заряд был более мощный, чем
в первой бомбе. Изделие РДС-37 с принципиально новой физической схемой
заряда стало основой ядерного оружия современного поколения.
Во-вторых, я впервые принял участие в таком
серьезном испытании, на которое были потрачены немалые средства, и в полной
мере ощутил ответственность за его результат. И, в-третьих, мне довелось
увидеть зрелище, которое по своим масштабам затмило и затмевает до сих пор
все, когда-либо увиденное мною. Это страшно, грандиозно, величественно.
Казалось, что земля вскипела и выбросила в небо свинцовую тучу, которая
накрыла пол-Земли. Такое действительно можно испытать лишь раз в жизни. Заместитель научного руководителя РФЯЦ-ВНИИТФ, академик Борис Васильевич Литвинов:
— В моей долгой жизни было столько событий,
столько коллизий, что выбрать из бесконечного множества один самый
значительный день очень сложно. Но вот, пожалуй, два события, которые
запомнились мне не из-за того, что они наиболее яркие для меня, а просто они
стали некими уроками, преподанными мне жизнью.
1956 год, 24 августа, Семипалатинский
испытательный полигон, физический опыт 27 (ФО-27). Моя первая поездка на
испытание. Я очень не хотел ехать, меня в то время захватила интереснейшая
работа в качестве начальника группы рентгенографического отдела КБ-11 (ныне
РФЯЦ-ВНИИЭФ). Кроме того, скоро должна была вернуться из Киева с курсов
повышения квалификации молодая жена, и мы собирались вместе с маленьким
сыном в отпуск в Крым. Еще в 1955 году мне и моему начальнику Т.М. Тарасову
поехать в Семипалатинск предложил начальник газодинамического отдела КБ-11
Б.Н. Леденев (будущий директор нашего НИИ-1011, ныне РФЯЦ-ВНИИТФ). Он
сказал, что это испытание много даст нам как специалистам. С огромной
неохотой я согласился, и вот мы самолетом прилетели на полигон. Началась
совершенно новая для меня работа. Место службы — неустойчивая стометровая
вышка, оборудованная зеркалами, эдакий зеркальный тракт. Система зеркал
должна была при взрыве заряда передать в ка зематы, откуда управляли
испытанием, информацию о взрыве (свечение и т.д.). Ходили к ней по ночам
пешком, забирались на верхотуру и проверяли работу зеркал. А они все время
колебались, потому что ночью дул сильный ветер, и вышка качалась до двух
метров в размахе. Изображения уходили и не попадали на установки в каземате.
Подготовка к приземному взрыву с
энерговыделением 20–150 тысяч тонн тротилового эквивалента продолжалась
около месяца. 24 августа началось испытание. Мы находились на расстоянии 15
км от точки взрыва, за 1 км от места, где им управляли. Легли ногами к
эпицентру, надели черные очки (первое – чтобы смягчить ударную волну, второе
— защититься от свечения) и стали ждать отсчета. И вот — «…Один. Ноль!». Мы
сжались, ждем чего-то сверхъестественного… И вдруг — пшик! И все.
Обернулись, а там нашу башню немного покорежило, а больше — никаких следов.
Наш руководитель даже растерялся: неужто не получилось?! Да, не получилось.
Взрыв произошел не полностью. Такое бывает, это не просчет, не ошибка, а
физическое явление, свойство зарядов того времени. Так что в тот день я
приобрел опыт, что ждать надо — умеренно.
Второе яркое воспоминание — это октябрь 1962
года, когда я как главный конструктор института и Б.М. Мурашкин отправились
в качестве наблюдателей на полигон Новая Земля, где проводилось воздушное
испытание нашего ядерного заряда. После нас должен был взрывать свой заряд
КБ-11. Вокруг этого вышел жаркий спор между нами и КБ-11, даже Сахаров
приезжал, чтобы настоять на отмене нашего испытания. Однако состоялись оба
взрыва — 25 октября наш, 27 — КБ-11. В «наш» день стояла преужаснейшая
погода: дул сильный ветер, шли очень плотные облака, стоял мороз. От дома,
где мы жили, до пункта управления мы добирались по лееру — веревке,
натянутой между домами. Пришли, подготовились, дождались отсчета «0»… И
ничего не увидели! Только в облаках что-то засветилось, а позже пришла
глухая, «мягкая» ударная волна. Наш командир сказал, что, наверное,
произошел отказ.
А через день, как назло, стояла чудесная
погода, и взрыв, совершённый КБ-11, был ясно виден. Только тогда мы воочию
наблюдали этот ужас. Контраст меня поразил, и потому это событие выделяется
для меня среди прочих. Помощник директора РФЯЦ-ВНИИТФ Владислав Иванович Никитин:
— Это был даже не день, а дни: зима 1971 года.
Я работал на полигоне Новая Земля в группе, состоявшей примерно из сорока
человек (в их числе Верниковский, Кодинцев, Корякин, Чингарев и другие).
Группа с осени 1970 года занималась разоружением или, точнее сказать,
расснаряжением нашего изделия, которое не взорвалось три года назад. В
течение нескольких месяцев мы прокладывали к нему штольню, выясняли все
обстоятельства дела. Лично я обеспечивал безопасность всех работ. Операция
была уникальной и представляла огромный риск из-за того, что не было
известно фактическое состояние заряда. Разумется, она не афишировалась,
поскольку это была наша неудача. Мне запомнилось, как беззаветно,
самоотверженно трудились люди, несмотря на экстремальные условия: все-таки
зиму на Севере не каждый выдержит, даже если ничего не делать, а тут такая
сложная задача, которую надо было выполнить в достаточно жёсткие сроки.
Когда добрались до заряда, покрытого за три года пылью толщиной в два
пальца, обнаружили причину того, что взрыв не состоялся, — при сборке был
недожат контакт. Заряд вновь замуровали и уничтожили взрывом — несмотря на
то, что наши специалисты очень хотели его разобрать и по этому поводу даже
посылали руководству депеши. К сожалению, большинства из участников той
памятной экспедиции уже нет в живых. Заместитель начальника НИО-5 РФЯЦ-ВНИИТФ Ахат Саитович Ганеев:
— Самое сильное впечатление оставил первый опыт
в подземных условиях, проведенный нашим институтом, — физический опыт 10
(ФО-10), состоявшийся в феврале 1962 года. Я участвовал в нем как
руководитель физических измерений. Основной частью физической аппаратуры
являлась вакуумная труба длиной сто метров, по которой выводилось
рентгеновское измерение взрыва. Опыт был сложный, с применением множества
разных методик и аппаратуры, в основном самодельной, так как промышленность
того времени не выпускала необходимых нам приборов. Нас поджимали и сроки.
Они, во-первых, определялись американцами, опережавшими нас в развитии
атомного вооружения, а во-вторых, нашим Политбюро, которое стремилось
обогнать США и потому ставило перед нами конкретные задачи и указывало
точные даты их решения (к примеру, после ФО-10 малочисленная группа молодых
ученых провела следующий опыт в космосе уже в октябре того же 62-го года, не
имея, представьте себе, никакой аппаратуры для его выполнения!).
Через несколько секунд под нашими ногами
задвигалась земля, и мы едва устояли. По телеканалам пришло сообщение, что
вся аппаратура сработала нормально, вакуум во время опыта был в норме,
никакого прорыва радиоактивных газов не случилось. Кричим «Ура!».
А в 1971 году мне довелось участвовать в
испытании мощного ядерного заряда на северном полигоне Новая Земля.
Испытание прошло в обычном режиме, все защитные сооружения выдержали,
никакого прорыва радиоактивных газов через защитные сооружения не произошло.
Но было одно исключение: испытание проводилось при безветренной погоде, что
на севере редкость. После каждого взрыва ядерного заряда выделяется большое
количество инертных газов, которые через образовавшиеся в горном массиве
трещины выходят наверх и распространяются ветром от штольни. Это весьма
опасно, так как газы радиоактивны. И в данном случае отсутствие ветра
привело к тому, что они, будучи тяжелее воздуха, стали стекаться к подножию
горы, где находилась регистрирующая аппаратура. В результате произошло
облучение фотопленок. В опыте применялась часть аппаратуры с фотопленками с
автоматическим проявлением, а большая часть — без оного.
Информации, полученной с фотоплёнок с
автоматическим проявлением, оказалось почти достаточно для выводов, но не
хватало данных, зарегистрированных на фоновой пленке, которая оказалась в
числе засвеченных. Ее обычное проявление привело лишь к полной черноте. А в
это время в Москве военный инженер майор А.Н. Хитров занимался
восстановлением облучённых радиацией пленок. Ему удалось создать методику,
которая спасала пленки, получившие несколько сот рентген. Он взялся нам
помочь – и спас наши пленки! Полученная информация на сто процентов совпала
с нашей гипотезой. Ощущение колоссальное: когда впервые видишь то, что
получилось, и оно совпадает с тем, что ты хотел увидеть.
Вот два дня из моей жизни, которые помнятся мне
так ясно, словно я только что вернулся из командировки, и переживаются так
же, как в дни моей молодости.
|
19.10.05