Академик Д.В. Рундквист: "Меня сделали мои учителя"

Академик Дмитрий Васильевич Рундквист — выдающийся специалист в области металлогении, минералогии и геологии рудных месторождений. Научной работой он начал заниматься еще в студенчестве, многие годы проводил изыскания по рудным формациям в различных регионах Советского Союза, включая Урал, Центральный Казахстан, Забайкалье, Дальний Восток. В своей докторской диссертации (1966) сформулировал геогенетический закон: минералогические процессы в короткие интервалы времени как бы повторяют общую историю геологического развития. С 1969 по 1984 год был заместителем директора по науке Всероссийского геологического института (ВСЕГЕИ), его исследования в этот период охватывали практически все проблемы минералогии, петрографии и геологии рудных месторождений. Под его руководством и при его участии вышел в свет ряд капитальных монографий, создана серия уникальных карт, а труд «Рудоносность и формации структур земной коры» сразу же вошел в число основополагающих книг по теории металлогении.
 

В 1984–1990 годы лауреат возглавлял Институт геологии и геохронологии докембрия АН СССР, в 1990 стал единственным академиком по специальности «металлогения». Именно Дмитрий Васильевич Рундквист и другие видные металлогенисты мира пришли к выводу, что в обеспечении экономики развитых стран сырьем наиболее рентабельной является разработка крупных и сверхкрупных месторождений полезных ископаемых. Д.В. Рундквист — крупный организатор науки, на посту академика-секретаря Отделения геологии, геофизики, геохимии и горных наук РАН (1996–2002) координировал работу нескольких десятков академических институтов горно-геологического профиля. Много лет возглавлял Государственный геологический музей им. В.И. Вернадского РАН и Минвуза РФ (ныне ГГМ им. В.И. Вернадского РАН), в который вдохнул новую жизнь. Впрочем, подробно о научных, организаторских заслугах Дмитрия Васильевича можно прочесть в энциклопедиях и специальных справочниках. В нашей же «демидовской» беседе речь шла об истоках, о линиях судьбы, в которой, если вдуматься, ничто не бывает случайным, о связях лауреата с уральским краем, преемственности поколений. И выяснилось: для Рундквистов имя Демидовых имеет совершенно особый смысл.
 

    — Уважаемый Дмитрий Васильевич, ваша фамилия для России необычна — при всем разнообразии населяющих ее наций и народов. Известно ли вам ее происхождение?

    — В начало 70-х годов прошлого века, когда я работал во Всероссийском геологическом институте заместителем директора по науке («отвечал» за минерально-сырьевые ресурсы), к нам приезжала шведская делегация, и гости заинтересовались, откуда у меня такая фамилия. Я ответил, что от бабушки Екатерины Сергеевны Рундквист знаю свою родословную с 1860 года, с прадеда Иоганна Рундквиста, и в ней нет никаких тайн. В XVIII веке мои предки переехали из Швеции в Финляндию, которая в начале XIX века стала частью Российской империи. Иоганн (Иван) поехал из Гельсингфорса в Санкт-Петербург учиться, получил специальность механика и отправился на Волгу, по которой только начинали ходить пароходы. Там он провел всю свою жизнь, женился на уроженке Астрахани, дети его появились на свет в разных местах Поволжья. Мой дед Александр (о нем мне многое известно опять же по рассказам бабушки, которая меня воспитывала) родился в Нижнем Новгороде, тоже стал механиком и работал у Демидовых — водил железнодорожные составы от Нижнего Тагила до Волги, поскольку дальше грузы отправлялись водным путем. В 1905 году во время революционных волнений, спасая состав, он получил тяжелые ранения, после чего не смог работать и через несколько месяцев скончался. Но за совершенный героический поступок и преданность делу Демидовы положили семье высокую пенсию. Бабушка, прожившая долгую жизнь, говорила, что этих денег хватило, чтобы вырастить и дать образование старшему сыну, моему отцу Василию, его братьям Константину и Николаю и двум сестрам — Вере и Ирине. Во время войны мы были эвакуированы и жили непосредственно в Екатеринбурге (Свердловске). Сегодня там живет и трудится Николай, мой племянник, известный путешественник (походы «Большой Урал 91», «Транскавказ 93», «Северный Полюс 94», «Дорогами России 97», «Сотый Меридиан» и другие), издатель фотоальбомов об уральской природе, энциклопедии Свердловской области и много чего еще. Сейчас он работает над энциклопедией всего Урала — надеюсь, получится. Так что с Россией, Уралом мы связаны самым тесным образом, а поддержка Демидовых во многом определила судьбу нашей семьи.
 

— Вы — потомственный геолог, горняк, хотя профессия далеко не всегда передается по наследству. Если можно, расскажите об отце — профессоре, известном горном инженере, ученом, самых первых наставниках, определивших ваш жизненный выбор…
 

— Мой отец Василий Александрович успешно окончил Санкт-Петербургский горный институт и довольно быстро получил звание профессора, был одним из основателей института «Механобр», продолжающего успешно работать в области разработки технологии обогащения полезных ископаемых до настоящего времени. По распоряжению Орджоникидзе и Кирова он был командирован в Мурманскую область, на месторождение никеля, где в 1934–1937 годах работал главным инженером строительства города Мончегорска. В 1934 мне было четыре года, и я прекрасно помню озеро Имандра, идущие по нему корабли с грузами. Тогда там было много заключенных, это же, к сожалению, ожидало и моего отца. В 1937 он был арестован, год с лишним находился в мурманской тюрьме, но никаких показаний против себя и коллег не подписал, и когда Ежова сменил Берия, он и его «подельники» вместо расстрела вышли на свободу (случались такие чудеса). Отец продолжил работу, а в дальнейшем стал одним из первых лауреатов Сталинской премии в области горного и инженерно-обогатительного дела. Конечно, к горному делу я приобщился в первую очередь благодаря ему, но не только. Когда мы жили в Мончегорске, отец как-то сказал: «Здесь в соседнем доме живет известный геолог Владимир Климентьевич Катульский, он осужденный и не может получать газеты. Вот тебе задание: будешь к нему ходить и носить прессу». С тех пор каждый день несколько лет я носил Катульским газеты, фактически став членом их семьи. Он сам, его супруга, сестра, известнейшая певица, стали мне практически родными. Жизнь Владимира Климентьевича сложилась трагически: он отбыл свой срок, освободился, а в 1949 году, на волне новых арестов был снова осужден и погиб по дороге к месту заключения. Каково же было мое потрясение, когда через тридцать с лишним лет я оказался на том же месте, в той же должности заместителя директора ВСЕГЕИ (раньше он назывался Центральный геологоразведочный институт), которую занимал Катульский в момент ареста, и по существу продолжил его дело! Случайно ли это?
 

— Действительно, есть в этом совпадении что-то мистическое…
 

— Таких «совпадений» в моей биографии было немало. Как я уже говорил, во время войны мы жили в Свердловске, куда из Ленинграда был эвакуирован «Механобр», —прямо в здании института, недалеко от Зеленой рощи, на углу улиц Хохрякова и Народной Воли. Рядом, как вы знаете, Горный институт, ныне университет, а в одном из его зданий — геологический музей, который я много раз посещал мальчишкой после школьных занятий и который определил мой интерес к геологии и минералогии. И вот теперь, на склоне лет жизнь снова тесно связала меня с музеем — Государственным геологическим музеем им. В.И. Вернадского РАН. Вообще, у меня два родных города — Санкт-Петербург и Екатеринбург, Москву знаю хуже, хотя живу здесь больше пятнадцати лет.
 

Еще пример. У моего отца был друг, геолог, академик Анатолий Георгиевич Бетехтин, с которым они вместе приехали из Нижнего Новгорода поступать в Петербургский горный институт. Когда отца посадили и многие от нас отвернулись, боясь последствий, Анатолий Георгиевич — честь и хвала этому человеку и ученому — продолжал к нам ходить, подчеркивая, что он с нами. Матери пришлось тогда очень тяжело, она зарабатывала уроками музыки. Выручал белый рояль фирмы Бехштейн, подаренный ей отцом в честь моего рождения. И вот после войны, в начале 60-х годов А.Г. Бетехтин стал президентом Всесоюзного минералогического общества, а через 25 лет я был удостоен этой же чести и исполняю обязанности президента до настоящего времени.
 

Что касается выбора профессии, то вначале под влиянием прекрасного Санкт-Петербурга, его зданий, мостов, Невы я решил стать архитектором, увлекался рисованием и проектами домов. И после окончания школы пошел в Академию художеств сдавать документы.
 

— Отец об этом знал?
 

— Конечно, но прямо не отговаривал. Однако когда я пришел туда и увидел юношей и девушек, рисующих капители, колонны, залы, то быстро понял: они делают это лучше меня. И вернулся к моим старым увлечениям — геологии и минералогии, поступил в старейший в стране Горный институт, о чем ни разу не пожалел и никогда не терял связи с родным вузом. Кстати, там у меня тоже есть рабочее место — кабинет президента Минералогического общества. Я чрезвычайно благодарен за уроки — жизненные и профессиональные — моим родителям, семье, моим учителям. В Санкт-Петербургском Горном институте это были выдающиеся ученые И.И. Шафрановский, Д.П. Григорьев, В.Д. Никитин, П.М. Татаринов, И.Г. Магакьян, во ВСЕГЕИ — Н.И. Наковник, В.Г. Грушевой, М.И. и Г.В. Ициксон... Когда называю их имена и говорю о них, мне всегда становится радостно. Хочу подчеркнуть: если я чего-то и добился, то, конечно, всем этим обязан им. И это очень важный элемент судьбы, когда попадаешь в среду людей щедрых, награждающих знаниями, стремлением работать, искать и творить.
 

— Вы говорите о поколении, ушедшем или уходящем, которое, увы, уже не воспроизвести. Но мало того: бытует точка зрения, пусть и нечасто афишируемая, что его представления о жизни неактуальны — сегодня другие понятия, другие темпы. Однако без преемственности поколений, ценностей непреложных (можно назвать их и вечными) вряд ли реально построить надежное будущее. Что, по вашему, можно отнести к числу таких ценностей?
 

— Мои наставники своим примером учили меня: дело, «ответственность и чувство долга», как поется в песне А. Городницкого, «есть две главнейшие черты». А дело моих учителей было — понять природу минералов, кристаллов, месторождений полезных ископаемых, рудных провинций и использовать все на благо науки, страны, где ты живешь. Они были настолько преданы этим ценностям, что все это казалось очевидным, бесспорным и необходимым. Я убежден, что и сейчас все эти ценности в полной мере сохраняют свое значение.
 

Вел беседу Андрей ПОНИЗОВКИН