Академик В.Н. Чарушин:
"Без органического синтеза будущее немыслимо"

10 мая исполняется 60 лет председателю Уральского отделения Российской академии наук, директору Института органического синтеза УрО РАН академику В.Н. Чарушину. Символично, что этот юбилей приходится на год, объявленный ЮНЕСКО годом химии в честь столетия присуждения Марии Склодовской-Кюри Нобелевской премии. Напомним, что Валерий Николаевич — крупный специалист в области органической химии, воспитанник широко известной школы академиков Постовского — Чупахина, ученый с высоким индексом цитирования. Впрочем, о его собственно научной работе, организаторской деятельности, вышедшей в последние годы на первый план, читатели «Науки Урала» информированы достаточно. Гораздо меньше известно о самых первых страницах биографии Чарушина, его семейном и профессиональном «происхождении». Поэтому, от всей души присоединяясь к поздравлениям, которых в адрес председателя поступает множество, именно с этой темы мы решили начать наше предъюбилейное интервью.


 

    — Валерий Николаевич, в «круглые» юбилеи особенно принято вспоминать родителей, историю семьи, без которой юбиляра не было бы…

    — К сожалению, я не слишком глубоко знаю свою родословную, хотя кое-что выяснить удалось. Мои родители, отец Николай Панфилович и мама Лукерья Павловна, родом из Вятской губернии, теперь Кировской области. Из этого края вышли как минимум два известных в стране человека, носивших нашу фамилию. Один — Иван Аполлонович Чарушин (1862-1945) , выпускник Петербургской академии художеств, возрождавший формы древнерусского, допетровского зодчества. Будучи губернским архитектором Вятки, он построил около семидесяти каменных и почти сто деревянных храмов. По его проекту в столице Удмуртии Ижевске был возведен грандиозный Михайловский собор, который в 1937 году снесли, а теперь планируется восстановление. Другой — художник и писатель Евгений Иванович Чарушин (1901–1965), автор книг для детей, иллюстратор произведений Бианки, Маршака, Чуковского, Пришвина. Созданные им образы добрых зверей хорошо знакомы многим поколениям детей и взрослых. Увы, о степени нашего родства ничего сказать не могу, этим надо заниматься, будет время, обязательно займусь. А вот биографию своего отца, который в зрелом возрасте, судя по фотографиям, был очень похож на Ивана Аполлоновича, знаю гораздо лучше. По первому образованию он был фельдшер, перед самой войной, в 1941 году окончил Кировское медицинское училище, там же познакомился с мамой. Конечно, сразу попал на фронт — санинструктором под Москву, в самое пекло, где гибли взводами, батальонами. Лечил раненых, а самому выжить удалось чудом. Тяжело контуженного, его буквально вернули с того света: уже начали хоронить в братской могиле, но кто-то заметил признаки жизни… Потом его направили на длительное лечение в Свердловск, а после госпиталя — в Одесское артиллерийское училище, эвакуированное на Урал. Дальше отец воевал уже артиллеристом — командиром огневого взвода, батареи. В его задачи входила артиллерийская разведка — вызов огня «на себя», чтобы засечь оружие неприятеля. Был на втором Украинском фронте, участвовал в Курской битве, где получил орден Красной Звезды — за то, что подбил непробиваемый немецкий «тигр» залпом сбоку. День Победы встретил в Праге, в свой день рождения — Николай Панфилович родился 9 мая. Но на этом война для него не закончилась: еще на год его послали в Карпаты, сражаться с «лесными братьями». И так вышло, что он остался кадровым военным. Служить отправили опять же в Свердловскую область, в поселок Еланский — там разворачивалась существующая по сей день учебная дивизия. В этом поселке в 1951 году я и родился — вторым ребенком в семье после старшей сестры Галины. В начале шестидесятых отец, тогда уже заместитель командира полка, попал под известное хрущевское сокращение Вооруженных Сил, вынужден был поменять специальность, и мы переехали в город Кировград, где он работал в военкомате. Вот в этих двух местах и прошли мои детство и юность.
 

— А когда и как вы определились с выбором специальности, почему он пал именно на химию?
 

— Прежде всего, огромную роль сыграла средняя школа, конкретней — школьные преподаватели Кировграда, которых я помню поименно. В учителя физики, Нелли Георгиевну Трофимович, все мы просто влюбились. Это была не только красивая женщина — блестящий педагог, дававший по-настоящему фундаментальные знания. С самого начала она нас предупредила: «Будем учиться по-взрослому!». И вместо обычного школьного курса читала лекции университетского уровня, причем на темы, о которых тогда мало кто слышал, например, о развитии атомной энергетики. Именно тогда я узнал о планах строительства АЭС, осуществленных через десятилетия. Не менее творчески подходила к своему предмету наша учительница химии Валентина Николаевна Котова, методика которой не укладывалась ни в какие традиционные рамки. А именно — в начале каждого урока она устраивала блиц-опрос класса из ста вопросов, причем «сильным» ученикам доставались вопросы посложнее, успевающим меньше — полегче. Не скрою, я был в числе сильных. Кировградскую школу № 3 окончил с серебряной медалью и между химией и физикой выбрал химию, конкретно — химфак УПИ.
 

— И именно там, о чем мы не раз говорили, судьба свела вас с двумя выдающимися исследователями, определившими все ваши дальнейшие научные успехи — будущими академиками И.Я. Постовским и О.Н. Чупахиным. Олега Николаевича Чупахина читатели «Науки Урала» хорошо знают, многое написано и об Исааке Яковлевиче Постовском, приехавшем на Урал в двадцатые годы из Германии и фактически на пустом месте создавшем здесь школу органической химии. Но, может быть, вспомнятся какие-то детали, подробности, о которых читатель не знает?
 

— Первый раз я увидел Постовского в 1970 году, будучи второкурсником, на заседании студенческого научно-технического общества (СНТО) — по сути, кружка для первого знакомства с профессиональной наукой. Поразило то, насколько серьезно Исаак Яковлевич, ученый с мировым именем, подготовился к встрече с совсем зеленой молодежью. Он сходил в библиотеку, отобрал специальные журналы, долго и внимательно объяснял, как с ними работать. Он был не просто выдающимся химиком- органиком, он был носителем необычайно высокой научной культуры, привезенной из Германии и сочетающей в себе творчество, ответственность и особую скрупулезность. При этом разговаривал со студентами практически на равных, ничем не подчеркивая своего превосходства — напротив, давая понять, что и они при достаточных стараниях могут достичь любых высот.
 

К моему учителю О.Н. Чупахину меня привела Елена Юрьевна Цеханович, доцент кафедры органической химии, человек очень профессиональный и требовательный. Причем Олег Николаевич тоже занимал должность доцента и быть основным научным руководителем моей кандидатской диссертации не имел права — это была прерогатива только доктора наук. Так я стал одним из последних аспирантов Исаака Яковлевича, тесно общаться с которым мне посчастливилось на протяжении десяти лет. Общее же число его учеников — фантастическое. Он один подготовил почти сто кандидатов и докторов наук! Подобных примеров не так уж много в мировой практике.
 

— Что, если суммировать, наиболее существенного осталось от Постовского-исследователя, переходит от него в будущее — хотя бы в масштабах Уральского региона?
 

— Исаак Яковлевич был исследователем широчайшего кругозора. Пожалуй, в его время не было такой научно-технической сферы, где он себя бы не проявил. Но если говорить о самых важных вещах из его наследия для уральской науки, то определенно можно выделить две линии. Первая — гетероциклическая химия. До него этой ветви органической химии, связанной с циклическими и гетероциклическими соединениями, у нас просто не существовало. Такие соединения встречаются в природе, еще больше — искусственно созданных, синтетических. И сегодня их роль в нашей жизни огромна. Фактически гетероциклы в том или ином виде присутствуют в 70 процентах лекарств, представленных на современном фармацевтическом рынке. Без понимания химии гетероциклов невозможно создавать препараты, воздействующие на передачу наследственной информации, влияющие на самые тонкие процессы в живом организме. Постовский «привез» эту тематику из Германии в Свердловск в 1926 году, когда в УПИ открылась его кафедра, и последовательно ее развивал. А уже в середине шестидесятых почти одновременно в трех крупнейших научных державах — Японии, США и СССР — начал выходить свой профессиональный «гетероциклический» журнал. Не сговариваясь, ученые поняли, что за этим — перспектива, и со временем она стала еще очевидней. С гетероциклами связаны такие современные отрасли нашей науки, как супрамолекулярная и координационная химия, катализ, биотехнологии и многие другие. И убежден, что на Урале, благодаря школе Исаака Яковлевича, это направление будет развиваться еще не одно десятилетие, если не столетие.
 

Другая «линия Постовского» — химия фтора. Напомню, что в природных органических соединениях фтор почти не существует, это чисто синтетическое изобретение, во многом — продукт атомного проекта. Вплотную Постовский стал заниматься фторсодержащей органикой, когда работал в Свердловске-44 над газодиффузионной технологией обогащения урана. Оборонная задача была решена успешно, и одновременно люди получили уникальные соединения, без которых теперь себя не мыслят. Фтор содержат 20% выпускаемых лекарств, не говоря уже о сотнях других полезных продуктов — зубной пасте, различных смазах…
 

— Нечасто, пользуясь плодами работы ученых, мы думаем об их именах. Год химии — самое время напомнить об этом. Так же, впрочем, как и поговорить о другой стороне медали. Не секрет, что химики, органики в том числе, породили технологии, причинившие людям немало неприятностей. Не случайно в русском языке слово «химичить» имеет негативный оттенок. Хемофобия, страх перед всем «химическим», распространена во всем мире, порой сама она приобретает небезопасные формы. Насколько это обоснованно и чего ждать от химии XXI и будущих веков?
 

— История применения любых технологий сложна и неоднозначна. Всем известно, что открытие ядерной реакции, с одной стороны, привело к созданию сверхмощной бомбы, а с другой — к развитию атомной энергетики. И настоящая, большая наука, развивающаяся по своим законам, отношение к этому имеет опосредованное. Химия предлагает человечеству некие варианты новых возможностей, оно что-то выбирает, что-то отвергает. Так было всегда. Простой бытовой пример: вряд ли можно заставить сегодня кого-то носить одежду из нейлоновой ткани — она слишком плотна, негигиенична. А ведь еще не так давно это было очень модно, за нейлоновыми рубашками и чулками буквально гонялись. В США, в Вашингтоне я видел уже музейную установку для синтеза нейлона: американцы хранят ее для потомков. До сих пор существуют сферы, где использование химических технологий без издержек невозможно, в частности, медицина. Как специалисту, имеющему отношение к фармацевтике, мне приходится вести дискуссии не только с «зелеными», но и с медиками, биологами, которые говорят: по большому счету все лекарства вредны, живой организм самодостаточен, любое вмешательство в него нарушает природный баланс. Но по-прежнему существует огромное количество болезней, которые без медикаментов, искусственного воздействия не вылечишь. Возьмем онкологию. Не секрет, что широко применяемый в ней метод химиотерапии, мягко говоря, небезвреден. Однако другого способа борьбы с раковыми опухолями во многих случаях просто нет. Когда он появится — химики с удовольствием откажутся от таких экспериментов. К тому же современные лекарства становятся все более щадящими, «умными», приближающимися к натуральным соединениям, а химические технологии — экологически чистыми. Это основной вектор движения научно-технического прогресса, где альтернатива химии, и прежде всего химии органической, отсутствует. Сегодня бурными темпами развивается материаловедение, при этом в создании новых материалов органическая составляющая растет. Человечество уже привыкло к углепластикам, органическим полимерам, различным «гибридным» материалам, огромные перспективы открывают новейшие исследования свойств углерода — не случайно одна из последних нобелевских премий присуждена за открытие графена. Все это прямо связано с органическим синтезом и, да простят меня коллеги, пятьсот тысяч неорганических соединений никак не могут составить конкуренцию десяткам миллионов уже созданных органических, составляющих, по образному выражению Айзека Азимова, «мир углерода».
 

— Каково место России в покорении этих высот? Ведь еще несколько десятилетий назад мы являлись и химической сверхдержавой. Сегодня же, насколько я понимаю, конкурсы на химфаки, в частности на химфак УГТУ-УПИ (теперь — объединенный факультет УрФУ) отнюдь не зашкаливают…
 

— К сожалению, это так. Провал девяностых годов отразился и на состоянии химической науки. В 1986 году в Москве прошел крупнейший международный конгресс ИЮПАК по органическому синтезу, и тогда российские химики выглядели более чем достойно. Боюсь, если собрать подобный форум сейчас, картина будет менее привлекательной. Это связано с тем, что в наших университетах сохранились буквально крохи исследовательских групп (за границей их тысячи), много талантливых людей уехало в другие страны, научная работа утратила престиж для молодежи. Тем не менее, и сегодня вклад России в мировую химическую науку составляет примерно 2 процента, что не так уж мало. Наши химики, биологи, математики по-прежнему на высоте — главным образом благодаря сохранению научных школ в Академии наук. Сегодня ситуация в стране, в обществе постепенно меняется. Статус ученого перестает быть синонимом статуса бедняка. Государство, объявившее курс на модернизацию, старается поднять престиж звания «исследователь», «инженер», возвращается интерес к естественнонаучным специальностям у абитуриентов. Хотелось бы, чтобы в этих процессах более серьезная роль была отведена РАН. Она имеет на это полное право.
 

Вел беседу
Андрей ПОНИЗОВКИН
 

На фото:

Николай Панфилович Чарушин, 1946 год, Западная Украина.

23 февраля 1975 года, кафедра органической химии УПИ, в центре — О.Н. Чупахин, В.Н. Чарушин, И.Я. Постовский.

Академики Г.А. Месяц, В.Н. Чарушин, Ю.С. Осипов, резиденция губернатора Свердловской области, февраль 2011 г.
 

Полный текст интервью читайте в очередном номере журнала УрО РАН «Наука. Общество.Человек».