|
 7 мая главному редактору «Науки Урала» Андрею
Юрьевичу Понизовкину исполняется 50 лет. Конечно же, с его журналистской
работой, продолжающейся в нашей редакции вот уже больше полутора
десятилетий, читатель хорошо знаком. А до этого в его биографии был
факультет журналистики УрГУ, служба в военной газете, работа в одном из
самых популярных в СССР молодежных журналов «Уральский следопыт». Андрей
Юрьевич — лауреат ряда профессиональных конкурсов, ассоциированный член
Всемирной технологической сети (World Technology Network), его статьи,
интервью с ведущими учеными, в частности лауреатами научной Демидовской
премии, печатались и перепечатывались многими СМИ, вошли в ряд сборников, в
планах — книга из этих материалов. А еще он пишет стихи, некоторую прозу, до
сих пор в силу разных обстоятельств, в том числе загруженности основными
обязанностями, толком не публиковавшиеся. Что неправильно для человека,
через руки которого прошли и увидели свет сотни авторских текстов. В этом
номере газеты мы предлагаем подборку стихотворений, написанных Андреем в
разные годы, посвященных разным людям, но на самом деле, как и всякое
содержательное творчество, обращенных ко многим. И конечно, от всей души
поздравляя главного редактора с юбилеем, желаем ему всего самого доброго и,
наконец, красивого авторского тома!
Редакция «НУ»
* * *
Памяти отца
Опять меня обманывает май,
Над влажным тротуаром
поднимая,
И сводит по-хорошему с ума,
И словно говорит земля немая,
Опять водою новой потекла
Река, в которой свет не угасает,
И девичьих одежд колокола
Звенят, едва
живых стеблей касаясь,
И снова ввысь летят
железные цветы,
Сгорая в небесах букетом славы,
Ты тоже — в мае, и бесспорна ты,
Великая Виктория державы,
И кажется, что дней не перечесть,
И будет бесконечна их цепочка,
И на земле и нежность есть, и честь,
И рвется, открываясь,
сердца почка...
Ну так обманывай
легко и невзначай —
Мой месяц, давший душу мне
и силу!
Вот только —
что ж так пристально молчат
Незарастающие майские могилы?
* * *
Сереге Малюте и Гуке Холкину
«Раньше вода была мокрее.
Это я вам как гидролог говорю»
В. Ломаков
…Конечно же, вода была мокрее,
И ничему еще не вышел срок,
И гордый грот на нашей мачте реял,
И дул в него попутный ветерок,
И плыли мы по той воде беспечно
До маленькой
таинственной земли —
Да что там! Мы по ней, конечно,
Три мальчика,
тогда почти что шли,
И мы успели, Боже мой,
так много —
Мы пели песни, прыгали в волну,
И снова посреди пруда парного
Держали шкота влажную струну...
Огромный день! Гигантская дорога!
Что было, в сущности, похожего
потом?
Какие новые заморские чертоги
Заменят эти песни над прудом?
И вот, давно уже бород не брея,
И к суше
намертво пришвартовав концы,
Нам впору помнить:
да, была мокрее.
Так и по нынешней ведь ходят,
сорванцы!
* * *
Наездники, шоферы, пешеходы,
Глотатели огня, кумиры женщин,
Все, кто побит судьбой
или отмечен,
Знаком мне
или до сих пор не встречен —
А не пора ли нам
сойти в родные воды?
Свернувши с троп,
лежневок, пышных улиц,
Забыв, кем слыл на них —
придурком, умным,
Сойти туда неспешно и бесшумно,
И слиться с водами
спокойно и бездумно —
Что может лучше
освежить в шальном июле?
Парить по мареву,
пропитанному светом,
Лететь над миром
мерного мерцанья,
Где щука рыщет
в роще без названья,
Где рак поводит царственно
усами —
Такое может сбыться
только летом!
И даже если лета нет —
все всем нам в Лету.
Рабам, хозяевам,
красавцам и уродам...
На суше не сыскать такой свободы.
Они нам Мать и Бог —
родные воды.
Так отчего не помечтать об этом?
* * *
Присесть на камень,
отхлебнуть вина,
Немного соли и немного хлеба,
Поднять свой посох,
посмотреть на небо,
И вновь в дорогу. И она — ясна.
Но нам ведь пить —
так весь до дна сосуд!
А если жрать — то целого барана!
Поэтому оно совсем не странно,
Что взор все время
застилает муть.
* * *
Людмиле Ароновне
Здесь дерево в цене,
не целлулоид.
Вода — мокра, горяч в печи огонь,
Здесь белое — бело,
и злобно — злое,
Убого здесь, но —
запах, а не вонь.
Здесь свет и тьма —
в соотношенье древнем,
Хотя и слепнут жители от бед.
Деревня русская —
щербатая царевна!
Ты есть, пускай тебя
почти что нет,
А если с горя на постой —
наук царица,
Ее и на порог не пустит пес.
Здесь с нею — не прожить.
Не примириться.
А впрочем, пусть...
Коль разгребет навоз...
* * *
Надежда, я вернусь тогда…
Булат Окуджава
Надежда — жжет.
Надежда — жалит.
Она покоя не дает.
Она огнем железным жарит,
Что жадно и жестоко лжет.
И этот раскаленный стержень
Неся в себе в мороз и зной,
Мы не желаем крест иной,
И шепчем, размыкая вежды:
«Надежда — жизнь.
Надежда — держит.
Побудь со мной. Побудь со мной!»
* * *
Кену Хенсли
Я виноват перед тобою,
рок-н-ролл,
Что я не стал
твоим слугой покорным,
Что без надрыва, налегке побрел
И занимался
прозой поднадзорной.
Ведь эти камни
из британского камина,
Из африканского
и кельтского огня
Куда и как бы
ни катились мимо —
Все время падали
и бились о меня.
А я бы мог, а я бы мог
Пойти с тобой, дружище рок,
И говорить не между строк,
На жизнь не ноя.
Но вышел срок, и все — не впрок,
И всем пора платить оброк
За недоученный урок.
Зато Сурок — со мною!
ДЕРЕВЕНСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Дождь идет. Собака лает.
В небе — серая тоска.
Теща дочь свою ругает
За урода-муженька.
В огород пришла гадюка
И гуляет там, змея,
И не спрашивает, злюка —
Рада ль ей моя семья?
У реки сосед, бедняга,
Кроет матом женский род:
«Лучше рыба, блин, чем баба!»
Только рыба — не клюет…
Ну а я закрылся в бане,
Лью на каменку настой.
В бане — кто меня достанет?
Я тут — голый. Холостой!
* * *
Юрию Казарину
Стихотворение —
это, конечно, парение.
И в никуда и куда-то
дверей открывание,
Это призванье, признание
и озарение —
Если не от озверения завывание.
Стихотворение —
это всегда настроение,
И, несомненно, нередко —
собой любование.
Но прежде всего это —
искреннее дарение.
А иначе ему
совершенно другое название.
|