Ru | En
АРКАДИЙ ЗАСТЫРЕЦ: «ДАЛЬ ПОД НЕБОМ ОСЕНЬЮ ВИДНЕЕ...»
10 июня отметил 60-летие замечательный уральский поэт, переводчик и драматург Аркадий Застырец, многие годы отдавший нашей газете, бывший ее главным редактором в непростой для Академии и «Науки Урала» период девяностых годов прошлого века. Именно в этот период вышли его первые книги переводов, стихов и пьес, заслуженно поставившие автора в первый ряд уральских писателей. Свидетельство тому — премия губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства (2011) и премия имени П.П. Бажова (2013). Хотя в последние годы Аркадий Застырец уделял больше внимания театру и сегодняшней молодежи известен прежде всего как драматург, муза поэзии Эвтерпа не оставила его. Стихи Аркадия стали свободнее и выше тоном; несколько отойдя от изысканной отточенности формы, отличавшей раннюю лирику, он не поддался модному среди некоторой части наших стихотворцев увлечению верлибром. В его поэзии по-прежнему ощущается опора на классический русский стих с правильными размерами и рифмой. Волшебство стиха по-прежнему строится из расчета на весьма квалифицированного читателя, хотя музыка доступна с первого прочтения каждому. Что поменялось? Сменилась эпоха. Воздух стал другим, гораздо печальнее. Свобода осталась. Стих стал более открытым, личностным. Меньше отчетливой сюжетности, лукавой усмешки, больше трагизма. Острее ощущение уязвимости мира и его красоты…
Мы поздравляем поэта с юбилеем и предлагаем читателям «НУ» подборку стихов Аркадия Валерьевича из нескольких последних его книг.
А. Якубовский
Письмо на обороте
Я скажу тебе вот что, дражайший Луцилий…
Или как тебя там? Игорек? Имярек?
Сколько б там не простерлось над нами раскрылий
В наш земной, убивающий сущности век,
Сколько б нас ни спасали бесплотные силы
От удара летящим цветочным горшком
Или там отводя от межреберья вилы,
И ни лезом по темени, а обушком…
Ничего еще не решено, бедолага
Если с совестью даже грехи заодно.
Из того, что стерпела и стерпит бумага,
Нам ни буквы с тобой еще не прощено.
Мы виновны и в том, что за птицей на спице
Все пустынней становится устная речь,
И ответим за то, что на каждой странице
Малодушно твердим: по прочтении сжечь.
* * *
На детской железной дороге
Июльское утро всегда,
Там царствуют юные боги,
Горит золотая звезда,
Отец меня в поезд сажает,
Под мышки легко подхватив,
И с поездом – дзынь! – отъезжает
Новехонький локомотив.
Он мчит нас по светлому лесу,
Где сосны стоят до небес,
И рада душа перевесу
Бессмысленно добрых чудес.
Арктический шелк на окошке
Веселым надут ветерком,
На столике — сладкие крошки
И Носова книжка ничком.
На голод — из пачки печенье,
На жажду искрит лимонад,
У станции нет назначенья,
И вечно колеса стучат.
* * *
Даль под небом осенью виднее,
Первый снег — и в людях птичья прыть.
Чем поздней, тем в мире холоднее
И костры нужнее разводить.
И запасов, кажется, немного —
Соли, меда, масла и крупы…
Надобно ли больше у порога,
До разбега мерзнущей тропы?
Все равно выходим на рассвете
Под скалой на север по реке,
На зиму пустые выбрав сети,
Впроголодь и лучше — налегке!
В голове и на сердце яснее
И отнюдь дорога не длинней —
Не успеть сродниться даже с нею…
Чем поздней, тем в мире холодней.
Только для взрослых
Что сердце в листе настучит?
Что память в минувшем нароет?
Не только гудрон и карбид
И в ярком костре рубероид.
Там есть еще медь мундштука,
Басовыми рвущего губы,
И торфом чадят в облака
Январские черные трубы.
Там хлебного вкус кирпича,
Чьи рвем уголки мы зубами,
В церковной латуни свеча
И ангел в неправильной раме.
Там только для взрослых кино
И танцы у самого края.
Что выудить в прошлом дано,
В райке своем Рай выбирая?
Вечер года
Стуча, как Чацкого карета, —
Мне слышно, стало быть, живу —
Октябрь, эвакуатор лета,
Увозит палую листву.
По воздуха сухому взмаху,
Уже сзывающему снег,
Летит печаль на смену страху,
В леса уходит дровосек.
И, взяты холода главредом
В квадратных скобок перетяг,
Охотники уходят следом
Со сворой преданных собак.
И я иду, тепла искатель,
На гул натянутой струны,
А надо мной висит луны
Бессонный светоотражатель.
Гляди — медведь ещё не спит,
Гудят стволы уральских сосен,
Протяжна каменная осень,
И темень белое таит.
Слепой музыкант
Ударил июль, и очки запотели в просторе,
На море упала бродячего облака тень.
Изгнанник, слепой музыкант, а зовут — Сальваторе.
Спасительно? Да, но по-русски слегка набекрень.
Он держит усталую скрипку, мотая небрежно,
Сухими перстами горячий смычок захватив,
И ввысь отпускает совсем не по-южному снежно,
В плече подбородком настроив, волшебный мотив.
Искусник? Да ладно. На этом израильском пляже
Не место лохмотьям, под душем красив серфингист...
Приблудным австрийцам... Да что там! И немцу тут даже
Такой не покажется мастером странный солист.
Наверное нищ и причесан, как брошенный веник.
Глядят снисходительно, мелочь роняя с руки.
А он распинается струнно не ради их денег,
Старается грубо напротив — деньгам вопреки.
Он в точности знает, зачем по-малярному водит
По струнам, с трудом соблюдая тактический счет —
И Моцарт к нему на закате с улыбкой подходит,
За локоть берет и навстречу Сальери ведет.
Отсрочка
Когда уже кажется: вот она, точка,
И курит нервозно Надежда в тени —
Как бог из машины выходит Отсрочка,
Какая уж есть, не длинней, извини…
Известно, что лгунья, лиса, интриганка,
Что лето распишет морозной зимой,
Но эта богинька, при спальне служанка,
Милее бывает хозяйки самой.
Ни кто она родом, ни чья она дочка —
Не хочется думать, не можется знать.
По суффиксу ясно, что лаской Отсрочка,
И та не пролезет в вельможную знать.
Хлопочет у сердца, как шустрая пчелка,
Щебечет рассветом над садом внутри —
И сердцу в себе незаметна иголка,
И в августа окна стучат снегири.
Она не пускает в покой потрясенье,
На дверь навалившись худою спиной,
На месяц, неделю, на час и мгновенье,
Навек оставляя Надежду со мной.
В тени
В тень уйду, чуток постою в тени,
Где жуки живут и родится лед,
Где цвета нежней и длиннее дни,
И подземный... нет, и подзимний ход.
Там и прадед мой, и стакан вина,
Да и вся моя на куски страна,
В заоконной мгле разглядев закат.
Там пирит и кварц, и черна слюда,
Там шипит карбид, и дрожит бетон,
И уходит Крым, будто навсегда,
С золотой рудой голубой вагон.
Я учу молчать молодой народ,
По ночам прошу не спешить рассвет.
В основном глупец, лоботряс и мот,
Никакой отец, никакой поэт.
Иногда влюблен, иногда жесток,
Перемен боюсь и тисков тоски.
Все равно идет на закат восток,
Постою в тени у родной реки.
г. Екатеринбург
Год:
2019
Месяц:
июнь
Номер выпуска:
12
Абсолютный номер:
1196 
