История мысли

— Суть марксизма в том, что он выше этих делений. Сам Маркс по этому поводу как-то заметил, что есть единственная наука — наука истории, человеческой истории. У самого Маркса, среди его трудов нет никакого «диамата», онтологического учения. Марксизму интересен только человек в его историческом развитии, в совокупности всех этих ракурсов — материальных и идеальных.

 

Наше обсуждение по истечении юбилейного года интересно хотя бы тем, что позволяет оглядеться и оценить происходящее «российское» «на фоне Герцена». Здесь важно учесть контекст «круглой даты». Сказать, будто она стала общественным событием — прикусить себе язык. Политональное — от полного неведения, небрежения и скепсиса до поклонения — отношение к Герцену в этот период стало особенно зримо, поставило вопрос нового прочтения, понимания — определения Герцена. А сам юбилей предстал для российского общества датой, если угодно, «вызывающей», словно оскоминный вопрос «что делать?» приобрел вариацию «что делать с Герценом?».

После его твердого и удобного стояния в советской ценностно-идеологической матрице «русских револю-ционеров-демократов — предшественников Октября», заданной неумолимыми суждениями Ленинской статьи «Памяти Герцена» столетней давности (кстати, юбилейной), сегодня появилась диаметрально противоположная формула. В «герценовском» номере журнал «Огонек» вынес на обложку определение «Диссидент № 1», т. е. родоначальник диссидентского движения от 60-х ХIХ в. до наших дней. И, понятно, почему: 200-летие великого соотечественника совпало с массовыми протестными акциями в Москве в связи со «странностями» последних парламентско-президентских выборов. Конечно, сразу и точнее всего реагирует язык — в русском интернете, вероятно, как эквивалент «Колоколу» появилось выражение «Сетевой Герцен». А далее можно проводить параллели между оппозиционерами прошлых лет и характерными лицами нынешней протестной волны: С. Перовская — К. Собчак, А. Марченко — С. Удальцов, В. Буковский — А. Навальный, — как это делает журнал. Ему вторит на You Tube В. Новодворская — «Нужен новый Герцен». Приехали! Вот и юбилей, вот и ответ на поставленный вопрос. Казалось бы, хрестоматийный символ борьбы с самодержавием становится символом противостояния сложившемуся образу новой российской государственности. Очевидно, на таком фоне Герцен выглядит фигурой неудобной, даже опасной, потому не вписывается в официальный идеологический мейнстрим. Такой Герцен (и Герцен вообще) нам не нужен: эмигрант, оппозиционер, Лондон… лишние ассоциации. Наверное, примерно так рассуждал и Александр II, сначала держа в Зимнем «Колокол» за настольную книгу, а после начала реформ 1861 г., читая «колокольную» критику их непоследовательности и не введя свободу слова, закрыл возможность возвращения Герцена в Россию. История вернулась — полюса сошлись.