Академик А.А, Баев: "ОТ ПРОШЛОГО ОТКАЗАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ"

Как мы уже неоднократно писали, в конце нынешнего года УрО РАН готовится отметить целый ряд знаменательных дат, в том числе 20-летие создания в Екатеринбурге Научного Демидовского фонда, возродившего традицию присуждения Демидовских премий. К этому событию сотрудники «Науки Урала», все эти годы осуществлявшие информационную поддержку награды, при содействии правительства Свердловской области готовят книгу, в которой планируется представить всех лауреатов. Большая часть ее материалов опубликована на наших страницах, но были вынужденные «пробелы», которые теперь компенсируются. В этом номере мы открываем рубрику, посвященную тем, кто в свое время «остался за кадром» — ведь они этого более чем достойны.

Увы, лично пообщаться с одним из первых лауреатов Демидовской премии (1995), известным российским биохимиком и молекулярным биологом А.А. Баевым нам не довелось. Но после знакомства с его книгой (Академик Александр Александрович Баев: Очерки. Переписка. Воспоминания. М. : Наука, 1998) возникло ощущение, что такое общение все же состоялось. Этот очерк дополнен обширными цитатами из его мемуаров, чтобы и читатель мог услышать живой голос этого выдающегося ученого и человека.
Александр Александрович Баев, родившийся в 1904 году, принадлежал к поколению, которое пережило все потрясения XX века: мировые войны, революции, сталинское лихолетье. А поскольку он прожил долгую жизнь, то застал не только хрущевскую оттепель и брежневский застой, но и горбачевскую перестройку, и кризис 1990-х. В своей демидовской лекции он сказал: «Мне трудно понять, как может уважающая себя нация отказаться от своего прошлого… И прежде всего потому, что прошлое — это не только вереница горестных событий, не торжественное и безнаказанное шествие преступников и честолюбцев, но также и деяния героев, проповедников возвышенных идей, светлых умов и носителей высоких добродетелей. Демидовская премия связывает нас с вами именно с этим прошлым и с этими людьми».
Сын адвоката, по линии матери внук владельца небольшого судоремонтного и судостроительного завода, Александр Баев в 14-летнем возрасте вынужден был оставить школу и пойти работать. Он продавал папиросы, занимался статистикой преступлений в Казанском уголовном розыске, а образование продолжил самостоятельно и в вечерней школе. Несмотря на непролетарское происхождение, ему удалось окончить медицинский факультет Казанского университета. Отработав три года в деревенской больнице, в 1930 году он начал заниматься наукой на кафедре биохимии Казанского медицинского института под руководством профессора В.А. Энгельгардта, а затем продолжил в Институте биохимии им. А.Н. Баха АН СССР в Москве, куда переехал в 1935 году вслед за своим учителем. Баев исследовал биохимию процессов дыхания и превращения аденозинтрифосфорной кислоты в клетке. Посвященная этим проблемам кандидатская диссертация была закончена весной 1937 года, но защитить ее не удалось.
30 апреля 1937 года молодого ученого арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности в составе подпольной организации «молодых бухаринцев», якобы намеревавшихся убить Сталина и реставрировать капитализм в стране. Два месяца Баева держали в Бутырской тюрьме, а затем отправили на следствие в Казань, где он стоически перенес все допросы и никого не оклеветал. Его приговорили к 10 годам заключения и отправили по этапу в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). Здесь приведем короткий фрагмент из его воспоминаний о высадке на главный Соловецкий остров: «Ночь, холодный неподвижный воздух, яркая полная луна, под ногами шуршит крупная галька. Мы идем, сопровождаемые многочисленным конвоем и злыми собаками. Пред нашим взором встают из темноты древние стены Соловецкого монастыря, сложенные из огромных ледниковых валунов, и приземистые островерхие башни. Со стоном открываются кованые железные ворота...». Главной своей задачей Баев определил не просто выдержать все тяготы заключения, но прежде всего предотвратить духовный распад личности. А для этого нужно было  «пустой тюремный день … наполнить осмысленным содержанием — сделать усилие и создать свой собственный внутренний мир, жизнь без прошлого и будущего, как противовес неприемлемой тюремной рутине и внешнему миру, который перестал для меня существовать. И этот замысел оказался реализуемым, такой мир удалось создать». Благодаря тому, что в Соловецкой тюрьме от прошлых поколений заключенных осталась богатая библиотека и ее узникам разрешалось брать две книги в неделю, Баев прошел полный курс высшей математики и читал литературу на французском, немецком, английском языках.
В 1939 году при ликвидации Соловецкой тюрьмы Баева этапировали в Норильск, где он работал в лагерной амбулатории, затем в городской больнице, заведовал терапевтическим, детским и инфекционным отделениями. В 1944 году его освободили досрочно за работу во время войны, но покинуть Норильск Баев не имел права. Александр Александрович решает вернуться в науку. Его покровители профессор В.А. Энгельгардт и академик Л.А. Орбели ходатайствовали о возвращении ученого в Москву, но смогли добиться только разрешения приехать на один месяц для переработки диссертации, текст которой сохранил Энгельгардт. Баев защитил ее в Ленинграде, в Институте физиологии у академика Л.А.Орбели.
В 1947 году он получил разрешение на переезд из Норильска, но Москва и Ленинград оставались для него закрытыми, поэтому Баев с семьей перебрался в Сыктывкар, где возглавил лабораторию биохимии Коми филиала Академии наук СССР. Но ненадолго — в феврале 1949 Александра Александровича арестовали повторно, по старому обвинению и приговорили к вечной ссылке в Сибири. Он отбывал ее в с. Нижнее Шадрино Красноярского края, заведовал там сельской больницей. Позже он писал: «пребывание в тюрьме, лагере принудительного труда и ссылке, конечно, оставило след в моем характере и поведении. Выработанная манера жить собственным внутренним миром повлекла за собой некоторую степень аутизма. Но я не стал мизантропом, не проникся ни жаждой реванша, ни ненавистью к окружающему, сознавая, что в нашей стране большинство людей испытало лишения, несправедливость, несчастия, горе. Никто не выбирал свой удел из этой обширной коллекции бед, и я просто получил свою долю несчастий и только».
В 1954 году Баева освободили, и он вернулся в Москву. Был даже официально восстановлен стаж его работы в АН, как будто 17 лет он провел вовсе не в лагерях и в ссылке, а мирно и безотлучно трудился в Академии наук! И снова процитируем самого Александра Александровича: «1953-й год оказался критическим в моей жизни — умер И. Сталин, истинный автор всех бед, постигших страну и меня, а Д. Уотсон и Ф. Крик открыли двойную спираль ДНК, положив тем самым начало молекулярной биологии, которая и стала полем научной деятельности во второй половине моей жизни. Возврат в науку для меня был нелегким. Мне исполнилось уже 50 лет, и природа оставила мне мало времени для творческой научной деятельности». И все же, сколько он успел сделать за последующие сорок лет!
Сам ученый разделил свои исследования по темам на пять перекрывающихся периодов: циклические превращения АТФ при дыхании клетки (1930–1937); первичная структура транспортных РНК и «разрезанные молекулы» (1960–1969); рекомбинантные ДНК (с 1969); биотехнология (с 1972); геном человека (с 1987).
Возвратившись в лабораторию Энгельгардта в конце 1950-х годов, Баев продолжил работу над развитием биоэнергетических концепций, первым делом завершив опыты с ресинтезом АТФ в эритроцитах голубя. Однако в 1959 году направление его исследований круто изменилось, он заинтересовался нуклеотидами клетки. В организованном Энгельгардтом Институте радиационной физико-химической биологии (ныне Институт молекулярной биологии им. В. А. Энгельгардта РАН) Баев получил должность старшего научного сотрудника, стал заведующим лабораторией, потом отделом, советником и проработал в этом качестве до последних дней. В 1967 году вместе со своими молодыми сотрудниками он добился значительного успеха, расшифровав первичную структуру валиновой тРНК 1. За эти исследования коллективу ученых во главе с А.А. Баевым была присуждена Государственная премия СССР (1969) — первая в стране премия в области молекулярной биологии.
В дальнейшем Александр Баев был инициатором многих новых направлений. Созданная им лаборатория молекулярной биологии и генетики микроорганизмов в Институте биохимии и физиологии микроорганизмов  в г. Пущино стала первым в нашей стране центром генетической инженерии. Баев начал развивать структурные исследования ДНК, способствовал созданию биотехнологической промышленности.
В 1967 году А.А. Баев стал доктором биологических наук, в 1969 был избран членом-корреспондентом, а год спустя действительным членом АН СССР. В 1971 году его избрали академиком-секретарем Отделения биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений и членом Президиума АН СССР. Он стремился быть полезным в научно-организационной деятельности, поскольку его возраст стал препятствием для экспериментальной работы, которую он всегда очень ценил и называл «физическим овеществлением мысли». На посту академика-секретаря Баев много сделал для развития молекулярной биологии, молекулярной генетики, генетической инженерии и современных направлений биотехнологии.
В 1980-е годы ученый обратился к новой в то время области — изучению структуры и функций генома человека. Исследования ДНК интенсивно развивались во многих странах, прежде всего в США. По словам А.А. Баева, «идейно и технически отечественная наука могла принять этот вызов». В декабре 1987 года Александр Александрович написал записку об исследованиях генома человека и через академика И.Т. Фролова передал ее непосредственно М.С. Горбачеву с просьбой поддержать эти работы. Через некоторое время был получен положительный ответ. В 1989 году была принята государственная  программа «Геном человека». Баев создал и возглавил специальный Научный совет по проблемам генома человека и до конца своих дней патронировал отечественные работы в этом направлении, добивался их государственной поддержки.
И еще один факт его биографии, интересный прежде всего тем, как прокомментировал его сам Баев. В 1964 году он вступил в КПСС. По его словам, «этот шаг требует объяснений… . Я не мог не знать, сколько бед принес сталинский режим стране, какой урон он нанес общественному сознанию и морали, хотя страна стала грамотной, более образованной и за счет тяжелых жертв была создана мощная индустрия.
Но после разоблачений Н.С. Хрущевым культа личности в 1956 г. возникла надежда, что ошибки прошлого будут исправлены, преступления наказаны. История социалистического движения в России, начавшегося еще в прошлом столетии, свидетельствует, что ему были свойственны черты гуманности и идеализма, а уродливая идеология, антигуманность этому движению привиты уже позже Лениным и особенно Сталиным.
… Но здесь я не учел консервативный менталитет партийных и государственных деятелей коммунистических партий и прочность выработанных приемов управления страной. Никакой эволюции не произошло, и мои надежды были ошибочны.
Но, может быть, самое главное было не в этом. Мое поколение уже на первых порах формирования сознания знакомилось с прошлым и  настоящим социалистического движения в России, представленного яркими, интеллектуальными, нравственно цельными личностями. И в моем восприятии, как и в восприятии многих моих современников, социалистические идеалы жили как часть натуры, будучи впитанными с впечатлениями детства и юности, действовавшими в тогдашней культурной среде. И позже они не отождествлялись со Сталиным, его когортой и мрачными событиями нашей истории.
Признаюсь, какие-то тени этих идеалов живут во мне и сейчас, несмотря на возраст и жизненный опыт. Теперь, видимо, с ними уже не расстаться. И нужно ли?
Но не только эти размышления были причиной моего поступка.
… Ни идеологических, ни карьерных мотивов у меня не было, когда я получил красную книжку как свидетельство о благонадежности. Я хотел крошечной свободы, возможности жить так, как это меня устраивало. В нашей стране деспотический режим узурпировал у людей право на жизнь. И тот, кто хотел жить и действовать, должен был это право купить за ту или иную цену. Здесь не место заниматься вопросом, чему равна эта цена и следует ли ее платить. Для меня в 1964 г. этой ценой было вступление в партию. Можно по-разному судить о моем поступке, но я заплатил этот выкуп. Конечно, во всем сказанном звучат нотки самооправдания, от этого не уйти».
Добавим, что Александр Александрович Баев в оправданиях не нуждается. Напротив, мы должны отдать ему дань глубочайшего уважения — за все, что он совершил.

Подготовила
Е. ПОНИЗОВКИНА
Фото С. НОВИКОВА