РЕСЕНТИМЕНТ: ОТКЛОНЕНИЕ ИЛИ НОРМА?

— В общем-то примерно так, как гласит буквальный перевод французского слова. Дьявол — в деталях и уточнениях. А именно, в том, кто и по какому поводу испытывает эти самые негодование и озлобление. Начиная с немецкого философа Фридриха Ницше, который ввел этот термин, это такой приниженный, неполноценный субъект, чернь, раб. Он находится в ущемленном положении ввиду своей неполноценности. Ему противопоставляется условный аристократ, который духовно и физически здоров. Условный раб ему завидует и злобствует. Но злобствует он бессильно, потому что понимает, что своего положения изменить не может. И тогда он начинает «восстание рабов в морали», стремясь «переоценить ценности», то есть доказать, что слабость — следствие не его ущербности, а его возвышенного мировоззрения. А сила аристократа — вовсе не сила, а блестящие пороки. Вот такой комплекс чувств озлобления, зависти и бессилия вкупе со стратегией переоценки ценностей и называется у Ницше ресентиментом. Ему в общем следует и Макс Шелер, и современные исследователи. В понимании ресентимента всегда есть условный «раб» и столь же условный «аристократ», то есть некий неполноценный социальный субъект и субъект полноценный, олицетворяющий норму. Другое дело, что в современных обществах картина намного сложней, чем в построениях Ницше. В них уже нет образцового субъекта, который может всем возмущенным клеить ярлык ресентиментных типов. Поэтому и понимание ресентимента теряет ту однозначность, которой оно обладало вначале. Раньше слово «ресентимент» было упреком, который всякого рода «правые» бросали «левым», когда хотели уличить их в том, что под их прекраснодушными призывами скрываются корыстные мотивы, зависть и озлобление. А теперь этот же самый упрек бросается слева направо, в сторону бывших привилегированных социальных групп, которые спускаются вниз на социальном лифте и испытывают ровно те самые чувства зависти и озлобления, которые ранее приписывались условной «черни». Теперь уже их описывают как ущербных и неполноценных. И это также отражается в современном понимании ресентимента.

— Я предпочитаю различать ресентимент как объективно существующий социальный феномен и как ярлык, который наклеивает на своего оппонента «взгляд, обнаруживающий ресентимент». Тот комплекс чувств, который описал еще Ницше и назвал ресентиментом, конечно, существует во всех обществах, где есть высшие и низшие, социальное и статусное неравенство. А «взгляд, обнаруживающий ресентимент», — это стратегия идеологической, политической, мировоззренческой борьбы, которая имеет целью выставить своего оппонента морально и умственно неполноценным субъектом, с которым по определению нельзя договариваться на равных, а можно только принуждать, перевоспитывать, лечить и т.д. Когда кого-то уличают в ресентименте, ему, иными словами, указывают на то, что он какой-то морально больной, псих ненормальный. И вот такая стратегия как раз и является неконструктивной, а не объективно существующий ресентимент, который может быть вполне оправдан, если отражает возмущение неравенством, несправедливостью, притеснениями.

Что касается ресентимента как нормы современного общества, то я вполне с этим согласен. С уточнением, что под нормой тут следует понимать не нечто обязательно хорошее и здоровое, как обычно подразумевается, а некую неустранимую сторону реальности.

— Кавалеров, безусловно, похож на человека, одержимого ресентиментом в ницшевском понимании. Он завидует славе Бабичева, его статусу, его здоровью, его умению радоваться жизни. Андрей Бабичев в его понимании олицетворяет новый мир, новую, образцовую, нормативность — как и его приемный сын Володя Макаров. И Кавалеров не против этого нового мира, он бы хотел добиться в нем успеха. Ведь он обладает некоторыми качествами, которые могут в этом помочь, — он грамотен, образован, может быть полезным тому же Андрею Бабичеву в его работе. А к нему не относятся как к равному, его не берут в этот новый мир! И тут есть нюанс. Кавалеров хотел бы думать, что такие, как Бабичев, не берут его в этот мир, потому что они новые баре, надменные господа, в общем, классические ницшевские аристократы, презирающие быдло. А это не совсем так, потому что люди нового мира привержены большому делу, великой цели, даже если выпускают новый сорт колбасы. И сияют, радуясь, как Бабичев, когда это удается. Потому что для них колбаса — шаг на пути к великой цели, счастью человечества. Для Кавалерова же колбаса — это просто колбаса, и ее новый сорт не заставит его сиять. Он просто хотел бы приспособиться, но глаза еще не закостеневшей советской власти достаточно зорки, чтобы увидеть, что Кавалеров — пустое место при всем богатстве его воображения и чувств. Кавалеров действительно ничтожен. А человек, одержимый ресентиментом, не ничтожен. Он бунтарь, он ценности переоценивает, он ницшевского аристократа в итоге переигрывает на поле морали и религии. Разве таков Кавалеров? Это тип, который может и хотел бы выглядеть человеком ресентимента, да только до него не дорос. И поэтому в конечном счете испытывает он не ресентимент, а просто зависть. Откуда, собственно, и название произведения Юрия Олеши.

— Если моя книга может в чем-то помочь, так это в том, чтобы индивид, уличенный в ресентименте, не спешил посыпать голову пеплом и доказывать, что это неправда. Люди нередко оказываются в ситуации, когда не могут изменить своего угнетенного положения, вызванного несправедливостью и неравенством. В силу этого они испытывают чувства бессилия, возмущения и гнева. И что же, они всегда неправы? Упрекать их в ресентименте означает просто призывать их забыть о несправедливости и отказаться от восстановления справедливости. Когда это делают те, кто угнетает, это просто-напросто свидетельствует об их желании избежать мести или, по крайней мере, засыпать со спокойной совестью. Иногда для сохранения внутренней целостности полезней ответить на упрек в ресентименте: «Да, ну и что?»

Кроме того, есть ресентимент как объективно существующий феномен, а есть, как я пишу в своей книге, «взгляд, обнаруживающий ресентимент». И этот взгляд находит ресентимент, например, там, где на самом деле речь идет о протесте против несправедливости, неравенства, угнетения, о революционной борьбе. В таких случаях надо осознавать, что взгляд, обнаруживающий ресентимент, — это взгляд твоего врага, который пытается представить тебя морально и умственно неполноценным и не воспринимает тебя как сторону равноправного диалога, в котором ты бы мог выработать действительно конструктивную жизненную стратегию.

— Платон, конечно, авторитет, но идея правления философов меня не очень привлекает. Мало ли какие были и есть философы. Я не считаю философов, равно как прочих представителей гуманитарного знания, вершиной человеческого рода и образцами гуманности и рациональности. Да и учат они все разному. Кроме того, я считаю, что философы и так в значительной степени правят миром, влияя на взгляды естественнонаучного сообщества, политиков и массовое сознание. Как сказал Кейнс, люди, которые полагают, что они интеллектуально нейтральны, если копнуть, оказываются рабами идей какого-нибудь экономиста прошлого. То же самое относится и к философам. Так что в катастрофах истории есть и немалая заслуга философов, а поэтому белое пальто им не к лицу.