В наши дни, когда реформа РАН, что называется, вступает в активную фазу, особенно актуален вопрос соотношения академического и вузовского секторов отечественной науки: какой важнее и какого должно быть «больше»? Очевидно, что большинство реформаторов от власти решают его в пользу второго: вузам даются финансовые преференции, а большую Академию обвиняют в «неэффективности». Но в реальности все далеко не так просто. И чтобы разобраться в этом, крайне полезны опыт и мнение таких людей, как доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации В.С. Кортов. С одной стороны, Всеволод Семенович — яркий пример успешного вузовского ученого, руководитель ведущей научной школы Уральского федерального университета «Радиационная физика функциональных материалов», имеющей международное признание. Лучшее тому подтверждение — то, что рожденные в недрах школы высокочувствительные радиационные детекторы пользуются хорошим спросом за рубежом и известны там как детекторы UPI, по историческому названию Уральского политехнического института. С другой стороны, Кортов — высококлассный преподаватель, организатор высшего образования, долго работавший первым проректором ведущего вуза региона УГТУ – УПИ. И обе эти стороны его многогранной деятельности всегда имели серьезную «академическую» составляющую. Предлагаем читателю фрагмент большого интервью с Всеволодом Семеновичем, где он размышляет на эту тему (полный текст беседы предполагается опубликовать в ближайшем номере журнала УрО РАН «Наука. Общество. Человек»).
— Уважаемый Всеволод Семенович, на определенном этапе ваших исследований в названиях статей появились слова с приставкой «нано». Что это — дань моде или естественная логика движения «вглубь»?
— Конечно же, для нас это было совершенно естественным. Мода на нанотехнологии, или нанобум в России началась приблизительно в 2007 году, мы же начали заниматься такими исследованиями гораздо раньше. Примерно к 2003–2004 годам вместе с нашими французскими коллегами мы заметили, что при уменьшении размера частиц люминисцирующего порошка возрастает его радиационная стойкость, то есть он, не деградируя, выдерживает большие потоки излучений. Поэтому и возник интерес к наночастицам в люминофорах. И когда таким исследованиям дали «зеленую улицу» — естественно, мы к ним сразу подключились, стали работать над получением люминесцирующих нанопорошков, в том числе вместе с сотрудниками Института электрофизики УрО РАН, конкретно с группой члена-корреспондента Ю.А. Котова. И выяснилось, что на основе наноструктурных порошков можно создать люминесцентные детекторы для больших доз облучения — на два-три порядка больше, чем «ловят» детекторы на кристаллах. Кроме того, вместе с Юрием Александровичем Котовым (увы, уже ушедшим от нас), мы участвовали в создании Свердловской областной программы по развитию нанотехнологий, в 2008–2010 годах я возглавлял ее экспертный совет, то есть вместе с членами совета в течение трех лет организовывал эту работу в регионе. И она уже принесла свои плоды. По данным за 2012 год в Свердловской области выпущено нанопродукции на 580 млн рублей. И это уже кое-что.