Лишь бы надежда не оказалась призрачной...

Как мы уже не раз писали, правительственный вариант реформы РАН особенно болезненно восприняли в регионах страны. Яркий пример — Коми научный центр, крупнейший в УрО РАН, оплот фундаментального знания на огромной северной территории. Естественно, что его руководство и сотрудники переживают не только за свою личную судьбу, но и за судьбу своего дела. Об этом — интервью руководителя Коми НЦ академика А.М. Асхабова сыктывкарской газете «Республика», которое мы перепечатываем с некоторыми сокращениями.        

…Когда мы встретились с  Асхабом Магомедовичем в его приемной, академик и его коллеги обсуждали очередную петицию в защиту академической науки. Стало ясно, что в эти дни ему не до юбилея — 65 лет приходится встречать буквально на боевом посту. В столь сложной ситуации Коми научный центр за всю свою долгую историю еще не был. 

— Редактировали письмо, которое должно идти от имени Госсовета Коми в рабочую группу, созданную в Госдуме. Эта группа собирает и обобщает поправки к законопроекту о реформировании РАН. Конечно, наш Госсовет особо вмешиваться в это дело не может. Но, опираясь на мнение научной общественности, может выразить свою обеспокоенность и отправить в Госдуму свои предложения. Эти предложения мы и готовим.

— Судя по законопроекту, принятому во втором чтении, там нет места региональным отделениям и научным центрам... С моей точки зрения, для республики это была бы трагедия.

— К сожалению, гарантий этого нет. Дело в том, что по законопроекту по сути уничтожается Российская академия наук в нынешнем ее виде, хотя сами слова о ее ликвидации из первоначального варианта и убрали. Речь там идет о создании новой академии. У нее не будет подведомственных организаций. Академия наук перестает быть исследовательской организацией. Она приобретает статус обычной общественной организации, некоего клуба ученых. А судьба академических институтов не определена никаким образом, кроме фразы, что по истечении трех месяцев после принятия этого закона научные организации должны быть переданы в уполномоченный орган федеральной власти. В первом варианте это было Агентство по управлению имуществом академии. Злые языки называли его «академсервисом» по аналогии с «Оборонсервисом». Вот поэтому я и говорю, что региональные научные центры под угрозой. У нас нет никакой гарантии, что все наши институты попадут в это агентство. Но если даже и попадут, наука перестанет быть академической. Потому что нормальная академическая наука может быть только в академии наук. А в агентстве она какой будет? «Агентствовой», что ли?

Инициаторы законопроекта говорят, что во главе институтов будут поставлены «эффективные менеджеры», которые станут рационально использовать денежные средства, эффективно управлять имуществом и так далее. Похоже, что кроме имущества и финансовых потоков их больше ничего не волнует. В законопроекте о самой науке, о научных сотрудниках ничего нет.

— Планировалось обще-ственно-государственное объединение. Типа общества «Динамо», ДОСААФ или еще чего-нибудь подобного. Но в результате внесенных поправок, которые были согласованы с Путиным, все-таки удалось уйти от такой формулировки — ликвидация академии наук. РАН сохраняется как бюджетная государственная организация. Это одно из достижений той дискуссии, которая развернулась вокруг реформы РАН, и того диалога, который президенту РАН Фортову удалось наладить с верховной властью. И это очень важно. Сохраняется надежда, что поправки и далее могут рассматриваться, приниматься и сделают этот закон удобоваримым.

— Лишь бы она не оказалась призрачной. 7 августа был совет директоров институтов РАН. Там мы обсуждали перечень поправок к законопроекту от академии. Эти поправки уже внесены в Думу. Какая там будет реакция, как депутаты будут рассматривать эти поправки, мы не знаем. Знаем только, что председатель Госдумы Сергей Нарышкин, как говорят, благосклонно относится к Академии наук. Но в любом случае все понимают, что это будет третье чтение, и по регламенту можно вносить только редакционные и стилистические поправки. 

На днях я звонил академику Валерию Черешневу, который возглавляет ту самую думскую комиссию по рассмотрению поправок к законопроекту. Он рассказал, что президент РАН Владимир Фортов встречался с Путиным. После этой встречи, о которой почему-то нигде не сообщалось, Фортов настроен оптимистично, поскольку нашел у президента страны понимание по многим важным для академии вопросам…

— На мой взгляд, главное — чтобы в Академии наук остались институты. Без этого нет самой Академии. Если в Коми научном центре не будет институтов, то что останется? Шесть членов РАН — академики и членкоры, и все? Будут собираться, пить чай, вспоминать былое, о чем-то беседовать... Да от Российского географического общества будет больше проку!

В России академия наук исторически формировалась как исследовательская организация, а не клуб ученых. В отличие от нас на Западе наука развивалась преимущественно в университетах, но, глядя на наш опыт, они тоже пошли по пути создания академических институтов — и в Германии, и во Франции, и в США стали формироваться аналоги нашей академии. Все понимают, что специализированные институты как форма организации науки очень эффективны. Это общая тенденция. А мы почему-то часто не ценим того положительного, что у нас было.

— Крайне плохо. Я вообще не считаю, что все советское — это плохо. К сожалению, Гейм не очень хорошо представляет, что происходило в российской науке в последние двадцать лет. Его оценки не всегда объективны. В частности, предлагаемый им внешний аудит (учеными из США, Англии и т.д.) — позор не только для РАН, но и для страны в целом, а ведь корни Гейма — в Российской академии наук. 

— В запланированном виде — однозначно нет! Реформы нужны подлинные, направленные на развитие науки в стране, а не на разрушение того, что у нас еще осталось. Есть в конце концов программа реформ Фортова, с которой он шел на выборы президента РАН. 

А вообще академия ведь уже проходила все эти «реформы». После революции считали, что академия наук — пережиток проклятого прошлого, надо ее закрыть. Но ведь сохранили, и заслуги академии перед страной огромны. Достаточно вспомнить атомный и космический проекты. А Хрущев? Тоже ведь закрывал филиалы академии наук. Я вчера читал воспоминания Зосимы Панева, в те годы председателя Совмина Коми АССР. Рекомендую. Почти один в один с нашей ситуацией. Он пишет, как в начале 60-х в панике прибежали к нему председатель президиума Коми филиала АН СССР Петр Вавилов и секретарь парторганизации филиала Владислав Подоплелов. Вот, читаю: «Ко мне в кабинет ворвались внезапно без договоренности, без звонка... Выглядели они пасмурно и тоскливо. Я раньше никогда не видел таким Вавилова... Глаза потускнели, губы обвисли». Дальше такая сцена: Панев добивается у пришедших, в чем дело. «Петр Петрович сел на стул и очень грустным, нерешительным голосом промолвил: «Случилась большая неприятность для филиала. Получилось ЧП». И замолчал... Глаза его совсем затуманились, закрылись... На лице тревога и печаль...

Он налил стакан воды, выпил залпом и, несколько успокоившись, начал дрожащим голосом рассказывать. Недавно позвонили из президиума академии и сообщили, что филиал Академии наук СССР закрывают. Реорганизуют постановлением президиума ЦК... Говорят, по предложению самого Хрущева». 

Ну и далее в том же духе. Живо написано (смеется). Тогда Коми филиал удалось отстоять... В том числе и благодаря республиканской власти.

— Была такая встреча. Я тоже пришел к нему в панике (смеется). Надо сказать, у власти в Коми всегда было бережное отношение к науке. Понимали, что наука нужна для развития республики. Сейчас я разговаривал с руководителями других научных центров, сравнивал их ситуацию и нашу, отношение руководства. И откровенно скажу: я горжусь руководителями нашей республики. У них в создавшейся ситуации очень достойное поведение. Они прямо встали на нашу защиту.

— В принципе важна была уже моральная поддержка. Вячеслав Михайлович пообещал: «Мы сделаем максимум того, что в наших силах». Думаю, что конкретные шаги власти республики будут зависеть от того, в каком виде закон о реформе академии наук выйдет. В любом случае они будут стараться сохранить Коми научный центр, его институты, чтобы их не раскидали. Я в этом уверен.

— Отражается очень плохо. Все выведены из равновесия, протестуют. Активно действуют профсоюзная организация, совет молодых ученых, проходят собрания в коллективах институтов, выходили на митинг. Протестные акции, очевидно, будут продолжаться. Вообще в академическом сообществе есть разные люди, разные политические взгляды. А в этой критической, я бы сказал, ситуации получилось тотальное единение левых и правых, научных сотрудников и академиков. Даже те, кто ругал академию наук и требовал реформу, говорят: да, требовали, но не такую же!

— Ну, в общем, да. На митинге я даже такую фразу произнес: «Академическое сообщество в опасности!» Потом где-то написали, что я крикнул: «Отечество в опасности!»...

Академической науке уже нанесли непоправимый ущерб. В последние годы и в материальном, и в научном плане мы работали стабильно, в науку пошла молодежь — у нас в КНЦ сорок процентов ученых — молодые. А сейчас, когда видят, что могут вот так все прихлопнуть, кто пойдет? Будут уезжать за границу, спрос на наших ученых есть.

— Конечно, я пытаюсь понять и найти во всем этом какое-то рациональное зерно. И не могу найти! С кем бы я ни разговаривал, все почему-то сводят ситуацию к тому, что кому-то нужно прибрать к рукам академическое имущество. Это последний неприватизированный резерв страны, и он очень дорого стоит. 

А кто-то говорит, что это личные обиды, месть людей, которых академия наук обидела, не избрала в свои ряды, «прокатила» на выборах. Разные есть версии, мне не стоит их озвучивать. Не хочется верить, что такие судьбоносные для страны вещи решаются на личностном, субъективном уровне.

— Давайте посмотрим объективные данные. Сколько у нас идет денег на науку? По затратам на одного исследователя Россия уже за Польшей, Венгрией, Чехией, Мексикой и так далее, не говоря уже о более развитых странах. Говорят, Россия тратит на науку около 370 миллиардов рублей в год. Но ведь туда входит финансирование Сколково, Роснано, Курчатовского института и так далее. Из этих денег на РАН приходится всего 62 миллиарда. Средний американский университет имеет гораздо больше. При этом 60 процентов научной «продукции» выдает именно академия наук. После Национального центра исследований Франции и Китайской академии наук наша РАН третья в мире по числу публикаций и по эффективности научная организация. Российскую науку знают и цитируют. Что еще о нас знают в мире? Балет, водка, автомат Калашникова... Наука делает страну крупной, современной державой. Не будет науки — ничего не будет.

За двадцать очень трудных лет российская наука выстояла, когда в двадцать раз упало ее финансирование. Конечно, при таких скудных средствах наша наука во многом отстала, особенно в части приборного обеспечения. Нам говорят: вы плохо управляете имуществом. Да академия наук не потеряла ничего! Ни клочка земли, ни одного здания. Все сохранили. Если материальная база устарела, надо ее обновлять, а не разрушать то, что есть. Академическая наука — это такой цветок, который где попало не приживается. Если его вырвать с корнем, то второй раз уже, может, и не взрастить. По крайней мере, у нас в республике вряд ли это получится.