УРОКИ ОБЩЕГО СОБРАНИЯ

24 марта в Москве прошло Общее собрание Российской академии наук — первый отчетный форум после объединения РАН с двумя другими государственными академиями и административного переподчинения институтов Федеральному агентству научных организаций. В его работе приняли участие премьер-министр РФ Дмитрий Медведев, курирующий РАН заместитель председателя правительства Аркадий Дворкович, министр образования и науки Дмитрий Ливанов, министр здравоохранения Вероника Скворцова, руководитель ФАНО Михаил Котюков, руководитель Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды Александр Фролов, первый заместитель председателя Комитета по науке, образованию и культуре Совета Федерации Виктор Косоуров. Форум получил достаточно широкое освещение на страницах центральных СМИ (наиболее подробное — в еженедельнике научного сообщества «Поиск»), и все же многое из прозвучавшего там осталось «за кадром» прессы. В частности, некоторые акценты выступления вице-президента РАН, председателя ее Уральского отделения академика В.Н. Чарушина. Об этом, о впечатлениях о собрании и о проблемах академической реформы Валерий Николаевич рассказал нашему корреспонденту.
— Итоги собрания я, как многие мои коллеги, оцениваю положительно. Участие в нем премьер-министра, членов Правительства — хороший знак, свидетельствующий о том, что судьба Академии, науки в целом им небезразлична. Да и весь ход дискуссии продемонстрировал общую обеспокоенность состоянием и дальнейшим развитием научной сферы в России. Правда, прозвучавшие тревожные цифры снижения результативности труда ученых в 2014 году Урала не касаются — у нас в этом смысле дела идут неплохо, некоторые показатели даже улучшились. Но в общеакадемическом масштабе эти данные подтверждают: не бывает реформ без потерь, они всегда имеют свои издержки. Думаю, теперь необходимо более глубоко проанализировать причины и факторы наметившегося спада.
Что касается моего выступления, то я поднял несколько тем, которые постараюсь развить. Первая — о роли региональных академических отделений, центров и их значимости. Кроме всего прочего, тема эта имеет ярко выраженный исторический аспект, связанный с опытом Великой Отечественной войны, к 70-летию окончания которой мы все сейчас готовимся. Неслучайно первой я показал фотографию военных лет с заседания президиума АН СССР в Свердловске, на котором создавалась комиссия по мобилизации ресурсов Урала и Западной Сибири. Сегодня, в преддверии этой крупной даты мы должны еще раз оценить и напомнить обществу, насколько велик был вклад Академии в Победу и то, что ковалась она главным образом в регионах. Центр научной жизни переместился в Казань и Екатеринбург. Именно в военные годы на периферии, вдалеке от столиц создавались новые институты, рождались мощные школы, активно развивающиеся по сей день. Вот лишь один пример. В нынешнем году 70-летие будет отмечать Институт органической и физической химии имени академика Арбузова в Татарстане — почти ровесник Победы. Решение о его создании зрело, когда еще гремели бои. Таких примеров немало. Фактически война показала, насколько важно иметь сильные периферийные научные центры в стратегическом плане. И то, что впоследствии академическое строительство в стране пошло по многоцентровому пути, были созданы сначала Сибирское, потом Дальневосточное, Уральское отделения АН, тоже можно считать одним из уроков Великой Отечественной. Причем между ними с самого начала наладились тесные контакты, были выстроены отношения с местными властями, вузами, промышленностью. Сегодня же все идет к тому, чтобы построить один центр управления наукой в ФАНО (его территориальные подразделения полностью зависят от столицы) и все основные вопросы решать только через него. Поэтому региональные связи неизбежно слабеют, рушатся. Это похоже на перекосы в системе нашей гражданской авиации: большинство полетов — через Москву, что многократно увеличивает загруженность аэропортов, а города-миллионники рейсами связаны слабо. Подобная логистика для такой огромной страны неестественна, тем более противопоказана она в научной среде, «кровообращение» в которой должно идти по всем направлениям, что обеспечивает ее здоровье и устойчивость.
Говорил я, как и на Общем собрании Уральского отделения, как и много раз прежде, о системном несовершенстве имущественных отношений между ФАНО и РАН, связанных, в частности, с распределением уже построенного жилья для ученых. Но имеются и другие важнейшие проблемы. Например, когда затевалась реформа, одной из главных ее задач декларировалось освобождение ученых от несвойственных им функций. В реальности же многое пока происходит с точностью до наоборот. ФАНО нередко пытается управлять научным процессом, на ученых же ложатся дополнительные хозяйственные заботы, а бюрократическая нагрузка в виде различных бумаг и отчетов возросла в разы, что признают все. Кроме того, всем крайне мешает разобщенность РАН с институтами, искусственно созданные между ними юридические барьеры. Так, одной из главных функций Академии по новым закону и уставу становится экспертная. Но многие квалифицированные эксперты работают в институтах, ей не подведомственных. И теперь непонятно, на каких условиях привлекать их к экспертизам, как оплачивать их труд. Или взять ситуацию с выборами директоров институтов, обсуждение кандидатур которых в РАН обязательно. Буквально на днях мы приступаем к такому обсуждению, но получается, что обсуждать предстоит руководителей, работающих в других организациях. Насколько легитимными будут академические рекомендации?
Однако есть и еще более глубокие, сущностные противоречия, от разрешения которых напрямую зависят и судьбы ученых, и отечественной науки в целом, но о которых почему-то крайне мало говорится — в частности, связанные с интеллектуальной собственностью. Недавно я общался с руководством РНИИС (Республиканский институт интеллектуальной собственности) и еще раз убедился, насколько важна эта сторона нашего дела. Вдумайтесь: десятки лет в институтах Академии наук, конкретно под этой маркой, или, как теперь говорят, брэндом, создавались интеллектуальные продукты. Теперь институты перешли в другое ведомство. Спрашивается: является ли сегодня РАН обладателем этой интеллектуальной собственности, причастна ли она к ней, или это все также переходит в ведение ФАНО? И если да, то каким образом ФАНО намерено этим распоряжаться? Ведь речь идет о ценностях, рыночная стоимость которых, не говоря про общечеловеческую, часто гораздо выше самого дорогого имущества. И в случае их утраты, неразумного использования общество по-прежнему будет предъявлять претензии к РАН. К тому же из-за ведомственной неразберихи могут возникнуть трудности с защитой наших авторских прав на международной арене, что-то можно потерять навсегда. То есть последствия сложившегося положения в столь сложной сфере, если не обратить на нее серьезного внимания, могут быть самыми непредсказуемыми. Вспомним недавнюю трагедию, облетевшую все СМИ, — пожар в библиотеке Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН). Там ведь сгорели не только ценнейшие книги, годами собиравшиеся сотрудниками. Сгорели труды исследователей, базы данных, методические и другие материалы. А поскольку институт этот и его огромная библиотека всегда принадлежали Академии, общественное мнение сразу начало предъявлять претензии к ней, хотя юридически вот уже больше года она подведомственна Агентству. Правильно, что Академия не устранилась и даже взяла часть ответственности на себя. Но вопрос, какова мера этой ответственности, кто и как должен ее нести, чтобы подобные трагедии не повторялись, остается открытым.
Подобных вопросов в связи с академической реформой — как подчеркнул академик В.Е. Фортов, самой крупной за 300 лет, — накопилось немало. И надо сделать все, чтобы как можно быстрее найти на них корректные, профессиональные ответы. Более тесная и разумная интеграция РАН и ФАНО неизбежна, но чтобы она произошла, необходимо убрать между ними искусственные барьеры, внести серьезные поправки в законодательные акты. Нынешнее Общее собрание вселило надежду, что в правительстве страны это понимают все отчетливей.

Подготовил
Андрей ПОНИЗОВКИН
Фото Н. СТЕПАНЕНКОВА