Ru | En
«РАБОТАЛИ ДО ПОСЛЕДНЕГО ПРЕДЕЛА СИЛ…»
2015-й — год 70-летия Победы в Великой Отечественной войне. Для нашей страны эта дата наполнена особым смыслом. Это наша гордость, наша боль, наша память о погибших в боях с агрессором. И особенно важно хранить эту память сегодня, когда предпринимаются попытки переписать страницы военной истории, преуменьшить роль советского народа в освобождении от фашизма Европы и всего мира.
С самого начала своего существования газета «Наука Урала» писала о ветеранах Великой Отечественной войны, публиковала их воспоминания, рассказывала о встречах с ними накануне 9 мая. Когда-то их было немало в наших институтах. Работал совет ветеранов, проводились голубые огоньки, посвященные ветеранам. Сегодня почти все они ушли к своим однополчанам, не вернувшимся с войны. Но остались их мемуары, газетные публикации, люди, знавшие их. В этом и следующих номерах мы предлагаем читателям подборку материалов, подготовленную с помощью руководителя библиотечно-информационного отдела Института физики металлов УрО РАН Т.И. Налобиной. Она подобрала архивные материалы, посвященные Великой Отечественной войне. Попробуем увидеть войну глазами современников…
Из воспоминаний члена-корреспондента АН СССР Михаила Николаевича Михеева (1905–1989 гг.),
основателя и первого директора Института физики металлов, руководившего институтом более 50 лет
Приближение войны мы, ученые, ощущали довольно явственно. Нас стали чаще привлекать для решения технических проблем, связанных с выполнением заводами оборонных заказов. И все же сообщение о войне прозвучало неожиданно. В этот грозный день в Свердловске было на редкость ясно, и как-то не верилось, что на западе рвутся снаряды и бомбы, горят города и гибнут люди.
Гнев советского народа, вызванный вероломным нападением гитлеровской Германии, был велик. Тысячи добровольцев шли в военкоматы с просьбами немедленно отправить их на фронт. Среди них были и ученые нашего института. Через несколько месяцев после начала войны в институт пришел представитель обкома партии. Он сказал, что Государственный комитет обороны дал указание вернуть с фронта ученых — они принесут больше пользы в тылу. Но к тому времени на многих наших товарищей пришли похоронки...
Работников института распределили по предприятиям, выпускающим оборонную продукцию. Меня закрепили за турбомоторным заводом, который выпускал дизельные двигатели для танков. Однажды ночью на квартиру приехал представитель с завода с просьбой срочно прибыть в сборочный цех.
В цехе была мертвая тишина. Конвейеры и оборудование стояли. Люди молча с надеждой смотрели на меня. Оказалось, что кончились болты, необходимые для сборки, но тут же скопилась куча бракованных болтов, которые ОТК не разрешило использовать. Я знал, что часть этих болтов можно использовать, если каждый из них проверить прибором, который я тогда еще доделывал.
Методы контроля были несовершенны. Контролер ОТК визуально осматривал болт, и если находил в металле трещину или заусеницу, то отправлял деталь в брак. Так браковался почти каждый третий болт. Но многие из внешних дефектов, определявших судьбу детали, не влияли на надежность.
Настроив прибор, я стал проверять их качество. За час отсортировал порядочную кучу годных. Потом показал работникам ОТК, как пользоваться прибором. Сортировка пошла быстрее, оказалось, что большая часть деталей могла надежно служить в моторе. Военпред, наблюдавший за всем, что происходило, спросил: а не подведет прибор? Я сказал, что гарантирую надежность. Через два часа конвейер ожил. То, что считалось металлоломом, долго служило в цехе резервом для критических моментов.
В те дни мы чувствовали себя, как на фронте. Ученых часто из дома или лаборатории по тревоге вызывали на заводы. Мы неделями находились в цехах, там и спали. Я, например, облюбовал себе место в бывшем красном уголке сборочного цеха. Это была комната, сплошь заставленная железными кроватями, на которых лежали матрацы, набитые соломой. Не раздеваясь, я замертво падал на матрац, чтобы поспать час-другой, а потом, подкрепившись кипятком с сухариком, снова брался за работу.
Беспрерывные командировки по заводам, хлопоты по организации производства военной продукции поглощали все время. Мои коллеги С. Вонсовский и Я. Шур ездили с завода на завод, налаживали по-новому системы контроля продукции, консультировали технологов. И все же возникали обстоятельства, когда мы совместно решали дела даже на расстоянии. Однажды при испытании снарядов на полигоне одного из заводов обнаружилось, что некоторые из них, еще не достигнув цели, теряли донночки, ввинченные с тыльной части.
Срочно приглашенные на завод С. Вонсовский и Я. Шур сразу установили причину. Директор завода умолял ученых сделать все возможное, чтобы на фронт не попали снаряды с таким дефектом. А на путях уже стояли готовые к отправке несколько вагонов, в которых могли находиться негодные снаряды. По телефону ученые разыскали Р. Януса, который по направлению своих научных работ мог бы подсказать решение. У Рудольфа Ивановича была срочная и очень важная работа, над которой он без сна сидел трое суток. Но, узнав о звонке коллег, не отказал им в помощи. Более часа длился телефонный разговор. В результате родился компактный и сверхнадежный прибор, внешне напоминающий паяльник.
Незадолго до битвы на Курской дуге заводу увеличили задание по изготовлению танковых дизелей. Предприятие получило большую партию масляных насосов с завода, недавно восстановленного на освобожденной от гитлеровцев территории. Качество изделий было неважное. При проверке на стенде загорелся один из моторов из-за насоса, в котором рассыпалась шестерня. Мне пришлось поломать голову над тем, как определять надежность шестерен, не разбирая механизм. Я сумел приспособить приборы для проверки насосов в собранном виде.
За внедрение научных разработок в производство танкостроители наградили меня кожаным пальто. Дизелестроители турбомоторного завода вручили валенки и две пачки махорки. По тем временам это было большое богатство.
В книге «АН СССР. Краткий исторический очерк» есть строчки, посвященные деятельности моих коллег С. Вонсовского и Я. Шура на заводах, выпускавших боеприпасы: «Изучение теоретических основ магнитных методов контроля, проводимое в УФАНе, позволило сотрудникам лаборатории магнитных явлений Я.С. Шуру и С.В. Вонсовскому в 1942–1943 гг. разработать и внедрить метод контроля корпусов артиллерийских снарядов. Простота, дешевизна и точность работы новых дефектоскопов позволили ввести контроль на начальных стадиях технологического процесса, что помогло освободить оборудование от дальнейшей обработки испорченных заготовок… Внедрение дефектоскопов на заводах боеприпасов повысило выход готовых изделий на 1–2%... Совместным решением Наркомата боеприпасов, Главного артиллерийского управления Красной Армии и Артиллерийского управления Военно-Морского Флота система дефектоскопов Уральского филиала была принята как обязательная система контроля на всех снарядных заводах Советского Союза».
Вот один из случаев, который произошел с моими коллегами. На заводе между цехами скопилась гора отбракованных корпусов снарядов. Причины брака — дефекты в металле, называемые волосовинами. Обнаружились они при визуальном контроле уже после токарной обработки. На эту гору и обратили внимание Я. Шур и С. Вонсовский. После обследования десятков корпусов они пришли к выводу, что большая часть может служить в зависимости от того, насколько волосовины глубоки. Визуальный метод контроля этого определить не мог. Ученые провели много дней и ночей в лабораториях и цехах, чтобы создать простые и в то же время надежные приборы, которыми бы мог пользоваться любой работник ОТК, и методику определения качества. Когда об этом рассказали директору завода, он обрадовался, что можно пустить в дело десятки тысяч напрасно забракованных корпусов снарядов. Но в то же время он не решился дать добро предложению ученых — слишком велик был риск.
Вскоре из Москвы прилетел генерал, крупный специалист артиллерии. Он распорядился изготовить снаряды из самых «ненадежных» корпусов, признанных учеными годными. На полигоне военные и ученый наблюдали за ходом испытания из окопа, накрытого башней танка. Прогремел первый выстрел. Пушка осталась цела. В броневом щите, который служил мишенью, зияла пробоина. Затем по мишени были выпущены остальные снаряды. Результаты те же.
Генерал поблагодарил ученого за хорошую помощь артиллеристам, за смелость, с которой Я. Шур и С. Вонсовский настаивали на использовании «бракованных» корпусов, за готовность нести личную ответственность в случае неудачи. Так, только на одном заводе было возвращено более 30 тысяч ранее забракованных корпусов для бронебойных снарядов.
В годы военного лихолетья наш коллега В. Садовский почти безвыездно находился на Нижнетагильском металлургическом комбинате. Там он помогал специалистам предприятия осваивать производство сталей, необходимых для оборонной промышленности, и одновременно вел научную работу. На танковых заводах был прописан Р. Янус. Словом, не было ни одного ученого, который бы в те годы не принимал участия в создании военной мощи страны. Успешно решить проблемы производства оборонной продукции помог тот научный задел, который был создан еще до начала войны нами, в то время молодыми учеными. Но и в войну мы находили время заниматься научными работами. Многие, и я в том числе, в эти годы написали и защитили диссертации на соискание ученых степеней.
Вклад сотрудников нашего института в Победу получил высокую оценку партии и правительства. Ряд научных работ был отмечен Государственной премией СССР, а на груди многих ученых засияли боевые ордена.
В годы войны нам, ученым, приходилось быть конструкторами и рабочими многих специальностей. Тогда каждая пара рук была на учете. Самим приходилось делать и приборы, и все необходимое оборудование для экспериментов. Каждый из нас испытал, что такое хроническое недоедание, постоянное перенапряжение умственных и физических сил. Мы чувствовали себя, как на фронте и до последнего предела сил работали во имя Победы.
(По материалам газеты «Социалистическая
индустрия», 1984 г.)