ДОКТОР ФИЗИКО-МАТЕМАТИЧЕСКИХ НАУК Н.Ю. ЛУКОЯНОВ: «ГЛАВНОЕ — СОХРАНИТЬ ТВОРЧЕСКУЮ СРЕДУ»

В академических институтах активно идет смена директорского корпуса. Процесс этот естественный, такого рода перемены происходят периодически, но теперь, когда в жизни ученых страны коренным образом меняется очень многое, внимание к нему повышенное, особенно — к новым лицам, возглавившим научные коллективы. В 2015 году на Урале выборы руководителей прошли в четырех институтах. Двое лидеров — председатель УрО РАН академик В.Н. Чарушин (Институт органического синтеза) и доктор физико-математических наук М.В. Жуковский (Институт промышленной экологии) — сохранили свои должности, дополнительно представлять их нашим читателям вряд ли стоит. А вот новых директоров институтов математики и механики (доктор физико-математических наук Н.Ю. Лукоянов) и машиноведения (доктор технических наук С.В. Смирнов) есть смысл представить подробней. И начать логично с Николая Юрьевича Лукоянова: ведь ИММ — один из флагманов уральской академической науки, образно говоря, ее «математическое» сердце.

Николаю Юрьевичу 46 лет, он выпускник математико-механического факультета Уральского госуниверситета. С ИММ связана вся трудовая биография Лукоянова. Здесь он прошел путь от рядового до ведущего научного сотрудника, заведующего сектором отдела динамических систем. По совместительству профессор УрФУ. Николай Юрьевич — ученик академика Н.Н. Красовского, его научные интересы связаны с математической теорией управления и теорией обобщенных решений уравнений Гамильтона — Якоби. Автор монографии и более 60 научных статей. Лауреат премии правительства Свердловской области и президиума УрО РАН для молодых ученых имени академика А.И. Субботина (2002), лауреат программы Фонда содействия отечественной науке (2006–2007), получатель «молодежного» гранта Президента РФ (2006–2007). И вот какой разговор состоялся у нас в начале сентября, через сто дней после его вступления в должность.
— Николай Юрьевич, вначале, если можно — о вашей научной карьере. Почти пятнадцать лет назад «Наука Урала» представляла вас как успешного молодого ученого, имеющего хорошие перспективы и предпочитающего работать в России, несмотря на другие возможности. Какие главные перемены произошли с тех пор?
— Перемен произошло немало. Пожалуй, самая существенная — в 2005 году я защитил докторскую. Для человека, связавшего свою жизнь с наукой, это событие знаковое, крупная веха в развитии. Вторая очень важная веха — то, что у меня появились ученики. Совсем недавно под моим руководством защитил кандидатскую Михаил Гомоюнов — способный и перспективный молодой ученый. Через неделю состоится защита другого ученика — Дмитрия Корнева, а на будущий год планирую защиту третьего своего аспиранта — Антона Плаксина. Таким образом выполняю наказ Николая Николаевича Красовского, который не раз напоминал: «Тебя учили, воспитывали, должен заниматься этим и ты». И это абсолютно верно: без преемственности, без отношений «учитель — ученик» наука угасает, я называю это «отдавать долги».
Состояться как научный руководитель, учитель (хотя применительно к себе такие высокие слова употреблять опасаюсь…) для ученого очень важно. Сейчас в нашем секторе отдела динамических систем сложился достаточно молодой коллектив, мы продолжаем исследования, инициированные Николаем Николаевичем, рассматриваем новые постановки, изучаем новые задачи. А еще мой сын Александр поступил на мой родной матмех…
— Примите поздравления. То есть преемственность осуществляется и по семейной линии?
— Надеюсь. Одним словом, в моей жизни по-прежнему неизменно то, что живу и работаю в России, в Екатеринбурге и никуда уезжать не собираюсь.
— Вступление в новую должность — тоже очень серьезное событие. Ведь одно дело — возглавлять сектор из нескольких человек и совсем другое — один из крупнейших институтов региона. По моим наблюдениям, ученых условно можно поделить на две категории: одни активно открещиваются от любой организаторской деятельности, считая ее абсолютно противопоказанной научной работе, другие (и среди математиков их немало) относятся к ней спокойно — как к необходимости, ступени в карьере, доступу к административному ресурсу. Получается, вы — из вторых?
— Для меня вопрос этот открыт и очень сложен. Разумеется, переход на серьезную административную работу однозначно сказывается на научной, и не в лучшую сторону — как ни крути. Конечно, можно работать по ночам или приходить в институт пораньше, что я и делаю (как, впрочем, делал и прежде). Организационная суета начинается к одиннадцати — двенадцати часам, а до этого времени можно сосредоточиться «на своем». Так же мы занимаемся с молодежью: если надо «посеминарить», делаем это где-нибудь с полдевятого до одиннадцати или поздно вечером, что менее плодотворно, потому что голова уже не свежая. Но директорская должность требует неизмеримо большей отдачи, времени и сил, чем любая другая, и о свободном творчестве тут говорить вряд ли уместно. С другой стороны, возглавлять научный коллектив, тем более коллектив математиков, должен активно работающий ученый — это аксиома, без исключений. В нашем институте, как и во всей Академии наук, так было всегда, начиная с его основателя, крупнейшего специалиста в своей области Сергея Борисовича Стечкина и заканчивая моим предшественником академиком Виталием Ивановичем Бердышевым. Может быть, в других сферах и можно быть эффективным руководителем, или менеджером, не имея «профильной» подготовки (в чем сильно сомневаюсь…), а в нашей — нельзя, иначе все развалится. И этим кто-то должен последовательно заниматься — даже в ущерб персональным профессиональным интересам. В данном случае выбор пал на меня, хотя ни о карьере чиновника, ни об административном ресурсе я никогда не думал.
— Директорство вам досталось, мягко говоря, в непростое время — и для всей страны, и для нашей науки. Академия жестко реформирована, Федеральное агентство научных организаций, в ведении которого находятся институты, только вырабатывает для них новые правила жизни. В чем вы видите главную директорскую задачу на этот период? Есть ли планы на какое-то организационное обновление, коренные внутренние перемены?
— Главной своей задачей в это действительно крайне сложное переходное время я вижу сохранение творческой среды, атмосферы, в которой делается наука, — то есть того института, в котором работаю всю жизнь. Знаю, что делать это будет непросто, тем более что директором стал без всякой «руководительской» подготовки, никогда не работав ни замом, ни ученым секретарем, и многим вещам приходится учиться заново. Но уже теперь я четко вижу: все прежние планы на перспективу, налаженные десятилетиями схемы взаимодействия, связи перечеркнуты и отменены, прежние «академические» правовые правила не действуют, а новых еще нет. Однако остаются люди, их отношения, традиции, заложенные в том числе и моим учителем Н.Н. Красовским, без которых институт может потерять свое лицо. Преемственность поколений нужна нам как воздух. Между прочим это понимают и в ФАНО. Неслучайно Агентством предложена возможность введения в штат институтов должности научного руководителя, и для ИММ это, конечно, академик Бердышев. Он помогает мне и советом, и делом, участвует во всех заседаниях директората, передает опыт. Вообще институт я принял в отлаженном состоянии, иначе, наверное, вообще вряд ли согласился бы баллотироваться в директоры, особенно понимая, что молодость, даже относительная — не лучший козырь руководителя, здесь очень важны жизненная мудрость, рассудительность. Ведь не секрет, что молодой «пионерский» задор на руководящем посту иногда приводит к самым печальным последствиям, которые потом можно расхлебывать годами. В нашем институте сложилась хорошая демократическая форма принятия важнейших решений: сначала они обсуждаются на академическом совете, затем выносятся на ученый совет и только потом принимаются администрацией — разумеется, с учетом ее весомого мнения. И ломать эту систему я не собираюсь. Другое дело, что не только администрация института, но и заведующие отделами, секторами сегодня испытывают на себе повышенную бюрократическую нагрузку. Такое впечатление, что по сравнению со временем, когда я пришел в Академию, количество отчетов, обязательных к заполнению бумаг увеличилось в разы. А в результате реформ получилось так, что теперь отчитываться приходится в двойном размере: и перед ФАНО, и перед РАН, причем иногда запрашиваемые данные пересекаются, иногда — нет. Сегодня делать это мы вынуждены, поскольку неразделимы с Академией и уважаем начинающее агентство. Я вообще человек дисциплинированный, прошедший армейскую школу, и порой предпочитаю следовать правилу: «Сначала приказ выполняется, а потом уже обсуждается». Однако пока не произойдет четкого разделения компетенций, какой-то унификации, сокращающей и упрощающей документооборот, мы так и будем захлебываться в этом бумажном вале, что научной работе далеко не способствует.
— …Тем более что главной составляющей жизни института должна оставаться все же не бюрократическая и организационная, а содержательная. Планируются ли в ближайшее время какие-то новые, актуальные направления исследований и каковы перспективы гордости ИММ — суперкомпьютерного центра УРАН?
— Повторюсь: считаю, что в нынешних условиях первоочередная задача — сохранить действующие фундаментальные научные школы, не дать им «остановиться» — включая школу академика Красовского, к которой я принадлежу. Прикладными работами в ИММ также занимались всегда, и эта линия будет продолжена, в том числе по таким актуальным направлениям, как высокоточная навигация, робототехника, защита информации, математическое моделирование в медицине. Что касается суперкомпьютерного центра, то с ним ситуация весьма непростая. Совершенно очевидно, что современная математика, особенно прикладная, и вообще наука немыслимы без компьютерного моделирования, требующего супербыстрых вычислителей. Вычислительная техника — давно неотъ-емлемая часть нашей жизни вообще, а для научных исследований, решения сложных, больших прикладных задач необходима техника особая. Поэтому в ИММ ее развивали и намерены это продолжать, для того и создавался наш суперкомпьютерный центр. Другое дело, что сейчас перспективы развития зависят от решения ряда вопросов — как правовых, так и финансовых. Супервычислитель — удовольствие весьма недешевое. Он потребляет много энергии, требует мощных систем охлаждения, специально оборудованных помещений, требует, наконец, штата квалифицированных специалистов, которые должны его обслуживать. Суперкомпьютер необходимо постоянно модернизировать, улучшать, иначе он перестанет быть суперкомпьютером. Объемы обрабатываемой информации, скорости вычислений постоянно растут, отставать от них — значит, проигрывать конкуренцию. На все это нужны серьезные средства. И до недавнего времени, до начала коренной академической реформы была система выделения таких средств, а именно, действовала региональная целевая программа развития и содержания суперкомпьютерного центра ИММ, причем как центра коллективного пользования всех институтов УрО РАН (подчеркнем эту формулировку). То есть всем институтам предлагалось: приходите, считайте свои задачи, все остальное вам будет обеспечивать ИММ, и так оно и происходило. Сегодня же, когда институты выведены из-под юрисдикции Академии, большинство ее программ, в том числе и эта, нелегитимны, и значит, деньги под них не выделяются. Нам объясняют, что средства эти добавлены в государственное задание института, но там они не выделены целевой строкой, и их объем непонятен. К тому же наше госзадание — это прежде всего задание на исследовательские работы. Научные статьи, разработанные программные продукты, полученные патенты — вот утвержденные показатели, по которым мы должны отчитываться. Техническое же обслуживание сложной компьютерной системы, высокозатратное сопровождение вычислительного ресурса туда не входит. Поэтому очень похоже, что в создавшихся условиях в ближайшие год-два модернизировать суперкомпьютер будет трудно — выделяемых денег хватит только на его содержание.
В большую проблему превратилась и коллективность нашего СКЦ (и не его одного) — и это уже правовой вопрос. Ведь раньше доступ к суперкомпьютеру других институтов центр должен был обеспечивать по определению, а теперь получается, что это никак не регламентировано. В ФАНО об этом знают, ищут пути выхода из положения, и, надеюсь, совместными усилиями он будет найден. Но в любом случае для этого необходимо привести в порядок во многом противоречивое новое «научное» законодательство.
— Институт математики и механики УрО РАН славится тем, что здесь всегда серьезно занимались математическим образованием на всех уровнях, от школьного до самого высокого, поддерживая таким образом его непрерывность. Огромное внимание этому уделял академик Красовский. У ИММ сложились теснейшие связи с вузами, прежде всего — с матмехом УрГУ, ныне УрФУ. Выдержат ли они проверку на прочность в ситуации, когда высшая школа также живет в состоянии перманентных реформ? И каково будущее действующей при институте очно-заочной математической школы?
— Очно-заочная школа, конечно же, продолжит работу, а институт по мере возможности будет оказывать ей содействие. Традиционно наши сотрудники отслеживают перемены, происходящие в школьном математическом образовании, активно включены в проведение олимпиад на Урале, в разработку и обсуждение новых учебных программ. Сейчас речь идет о том, чтобы реализовать новую концепцию математического образования всей страны, и я думаю, что наш институт примет в этом деятельное участие, конечно, вместе с нашим Федеральным университетом, связи с которым никогда не прерывались, и я уверен, не прервутся и далее. Ведь, например, большинство преподавателей бывшего матмеха, а ныне Института математики и компьютерных наук УрФУ либо у нас работают, либо участвуют в совместных исследовательских проектах. Наши сотрудники преподают в университете, мы одинаково смотрим на вещи — в определенном смысле это единый коллектив. И они, так же, как и мы, всеми силами стараются сохранить ту ауру, атмосферу, которую создавали наши предшественники — часто вопреки реформам. Конечно, сотрудничаем мы и с другими факультетами, кафедрами этого и других вузов, лучшие выпускники которых пополняют наши ряды. И очень хочется надеяться, что общими усилиями нам удастся противопоставить здравый смысл, интересы науки, образования растущей бюрократизации этой тонкой сферы.
— Одна из традиций ИММ — занятия сотрудников спортом. Причем тон здесь всегда задавали ведущие ученые и руководители. Николай Николаевич Красовский был известным в городе легкоатлетом, академик А.Ф. Сидоров занимался лыжами — так же, как и В.И. Бердышев, который еще и гимнаст, прекрасно играет в настольный теннис. Каковы ваши спортивные пристрастия и будет ли продолжена в институте «спортивная» линия?
— Хорошо это или плохо, но, в отличие от моих предшественников — директоров, я не лыжник, зато много лет играю в мини-футбол. У нас есть своя команда, мы регулярно тренируемся, участвуем в чемпионате города. Надеюсь, будет на это время и теперь. Последние несколько лет увлекаюсь бильярдом. Что касается общеинститутских традиций — лыжных гонок на кубок академика Сидорова, турниров по настольному теннису, шахматам и, кстати, по бильярду, других спортивных состязаний — постараемся их поддерживать на общественных началах. Ведь хорошо известно: ничто так не стимулирует умственную работу, как гармоничные физические нагрузки. К тому же спорт сплачивает коллектив.

Беседу вел
Андрей ПОНИЗОВКИН
Фото С. НОВИКОВА и
П. КИЕВА