НАЙТИ ТОЧКИ ОБЩИХ ИНТЕРЕСОВ

— Потенциал достаточно мощный. Это целый ряд научно-исследовательских институтов: Уральский, Курганский, Пермский, Удмуртский и Челябинский НИИ сельского хозяйства, Южно-Уральский научно-исследовательский институт плодоовощеводства и картофелеводства, Уральский научно-исследовательский ветеринарный институт, Свердловская селекционная станция садоводства Всероссийского селекционно-технологического института садоводства и питомниководства. На Урале работают два действительных члена Академии и пять членов-корреспондентов. К этому надо добавить еще ученых, работающих в профильных вузах.

Однако критерии оценки достижений в Россельхозакадемии и РАН исторически существенно различались. Отраслевые академии наук были прикладными, они занимались прежде всего внедрением результатов исследований. Когда-то и там были попытки «фундаментализации», вводилась работа по проектам (некий аналог нынешних грантов), потом возвращались к народнохозяйственному эффекту. И в этом аграрные науки действительно сильны. Любая наша разработка обязательно заканчивается внедрением и эффектом в миллионы и миллиарды рублей. Раз уж мы упомянули работу по ликвидации лейкоза у крупного рогатого скота в Свердловской области и частично в Тюменской, только за один год экономический эффект от нее подтвержден в размере 800 млн рублей. Каждая разработка приносит существенную отдачу. Но сегодня мы опять перестраиваемся на фундаментальную тематику.

Сразу хочу сказать, предвосхищая вопрос: сейчас аграриев критикуют за низкие показатели присутствия в таких базах данных, как «Web of Science» и «Scopus», но надо принять во внимание, что перед ними просто никогда не ставилась такая задача. Даже центральный журнал, «Доклады РАСХН», не был туда включен. Конечно, должно пройти некоторое время, чтобы адаптироваться к новым для нас требованиям. Но, я думаю, мы догоним.

— Есть журнал УрГАУ «Аграрный вестник Урала», он включен в РИНЦ, имеет «ваковский» статус, входит в международную базу «Агрис», но, конечно, в «Web of Science» он не войдет просто по своей специфике. Мы ведем его по четырем направлениям — технические, биологические, сельскохозяйственные и экономические науки. Сейчас создали еще один журнал, «Биология и биотехнология», он монотематический и более фундаментальный — вот у него есть перспектива.

У аграриев своя специфика. Если смотреть с точки зрения фундаментальной науки, то, казалось бы, зачем столько НИИ с дублирующей тематикой, в каждом регионе свой? Но только в Свердловской области восемь климатических зон, и для каждой требуется своя технология сельскохозяйственного производства. Даже когда мы привозим новый сорт зерна на определенную территорию, ему требуется адаптация. Каждый НИИ работал в своем регионе и, естественно, не претендовал на теоретические обобщения высокого уровня. Никогда «Nature» не возьмет статью об особенностях выращивания картофеля в Красноуфимском районе, ему это неинтересно.

— Все академии строились по одной модели. В РАСХН не было объединенных ученых советов, но были бюро отделений, собиравшиеся ежемесячно в Москве. Например, отделение ветеринарной медицины, в котором я работала, заслушивало научные доклады, координировало разработки, была хорошая кооперация ведущих НИИ. Интенсивность работы была ничуть не ниже. В чем-то было проще, потому что профильных институтов было немного, все друг друга знали, многие вопросы решались оперативнее.

— Мы всегда работали с вузами региона в очень тесной кооперации, у нас были и есть сейчас общие научные проекты. Например, наш университет совместно с Уральским научно-исследовательским ветеринарным институтом ведет тему обеспечения стойкого благополучия региона по инфекционным заболеваниям. У нас хорошие наработки по качеству продуктов питания, селекционно-племенной работе.

— Главное достижение — уровень производства, достигнутый с нашей помощью. Аграрный сектор Свердловской области входит в первую десятку регионов страны. По валовому производству молока 8-е –9-е место, по приросту его производства — 4-е место в России. По производству картофеля, по общему объему произведенного товарного продукта мы также в первой десятке. Регион дает валового товарного продукта почти на 70 млрд рублей, при том, что он промышленный и  с точки зрения географии для сельскохозяйственного производства не самый выгодный. Чудес ведь не бывает — такой результат не мог быть достигнут без серьезной аграрной науки. Реализованы инновационные разработки в области ветеринарии, продуктов питания, племенной работы, созданы свои сорта пшеницы, например, «Красноуфимская», и другие. В университетском экспериментальном учебном хозяйстве в Белоярском районе мы высадили яблоневый сад, больше трех тысяч деревьев. Это, кстати, самый северный яблоневый сад в мире, даже у канадцев такие сады находятся в более южных широтах. И я могу с уверенностью сказать, что мы получим местные яблоки ничуть не хуже привозных.

— Да еще буквально 30–40 лет назад яблоки крупнее грецкого ореха выращивали только любители-садоводы. А сейчас местное яблоко размером больше кулака и с очень хорошими вкусовыми свойствами. Появились и уральские груши. Конечно, многое еще предстоит сделать в области хранения и переработки, тут необходимо подключать биотехнологии. Есть поле и для фундаментальной науки.

Еще мы вплотную занимаемся адаптационными возможностями животных в условиях Уральского региона. Сюда завозился высокопродуктивный импортный скот, особенно этим увлекались хозяйства Тюменской и Челябинской областей. Но буквально через одно-два поколения «привозных» животных приходится заменять — они не могут приспособиться к нашим условиям: и к климату, и к кормовой базе, и даже к технологическим особенностям, хотя технологии мы сегодня перенимаем хорошо. Местный же скот достаточно устойчив к заболеваниям, но недавно возникла проблема: из нашего молока не получается сыр. Ни климатическая зона, ни наша разновидность черно-пестрой голштинской коровы не позволяют получать сыры длительной выдержки типа пармезана. Быстро зреющие сыры делать можно, а пармезан — нет: мало белка, не тот аминокислотный состав. И сейчас мы работаем над выведением породной группы, которая давала бы молоко, пригодное для такой переработки. Что это — фундаментальная наука или прикладная? Как это корректно записать в госзадание? Тут тоже вопросы адаптации  к структуре РАН.

— Лично я не чувствую дискомфорта от сегодняшних организационных перемен. Мы давно сотрудничали с УрО РАН, я входила в состав Объединенного ученого совета по биологическим наукам, неоднократно докладывала наши результаты на заседаниях президиума, на научных сессиях Общего собрания отделения… А вот у коллег в других регионах, к сожалению, не все так гладко.

Надо сказать, что УрО РАН всегда поддерживало аграрную науку. У нас сложились устойчивые контакты и с институтами промышленной экологии, экологии растений и животных, иммунологии и физиологии. Сейчас очень активно работаем с Институтом электрофизики, изучаем возможности стерилизации продуктов питания, в частности молока, источниками излучения разных спектров. Первоначально просто пытались перенести на продукты питания методы, применяемые для стерилизации медицинских инструментов и материалов, но выяснилось, что излучение не только убивает патогенную микрофлору, но и меняет структуру аминокислот, пищевую ценность. С Институтом органического синтеза проводим испытания их новых препаратов в качестве ветеринарных.

Конечно, проблема оптимизации структуры научных учреждений чрезвычайно болезненна. При любых слияниях кому-то обязательно достается роль аутсайдера, но будет неправильно, если аграрные институты попадут в эту ситуацию просто потому, что они «новички» в РАН. Возможно, пока оптимальным является форма консорциума, в этих рамках можно нащупать перспективную тематику для дальнейшего развития фундаментальных исследований. Сейчас, например, мы работаем с электрофизиками, с промэкологами по грибам, и получается неплохое исследование. Конечно, это пока что поисковые и молодежные работы, но вначале важно найти как можно больше точек соприкосновения интересов.

— Да, затраты были очень большие. Но и экономический эффект есть: сейчас примерно 18% получаемого молока — это следствие реализации той программы. Свердловская область почти забыла об инфекционных заболеваниях скота, у нас нет связанных с ними убытков.

А урожайность? Нас сейчас «посадили на иглу» импортных семян. Ничего делать не надо, купил, посеял — получил высокую урожайность. Но, во-первых, урожайность и пищевая ценность — это разные вещи, а во-вторых, постоянно растет зависимость от импорта. Наша пшеница может устойчиво, год за годом давать 30–40 центнеров с гектара, а импортная — 80,  но только 1–2 раза, после чего нужно вновь закупать семена. Наш картофель дает 250–300 ц/га, а импортный — 450. Конечно, на импортных семенах легче быстро поднять урожайность и получить прибыль, но это полная зависимость от поставок семян.

Между тем у нас имеются отличные отечественные сорта. По тому же картофелю в УралНИИСХозе поддерживается 400 сортов, в нашем университете — 120. Но для поддержания коллекции ежегодно высаживается буквально квадратный метр, а чтобы масштабировать производство, чтобы выйти хотя бы на 1000 га, нужно как минимум 3–4 года.

— Они дали первоначальный импульс, но нужно еще года два — три, чтобы ситуация всерьез изменилась. И все же давайте вспомним: уже сегодня объемы экспорта продовольствия из России сопоставимы с объемами экспорта вооружений.

Конечно, надо понимать, что без госдотаций сельское хозяйство существовать сегодня не может. И часть этой необходимой поддержки — финансирование аграрной науки. Можно просто год за годом списывать долги, а можно вложиться в исследования и поднимать производительность – это гораздо более разумная стратегия.

— Региональная власть видит результаты практической работы и готова поддерживать сельское хозяйство. Еще 20 лет назад, во время губернаторства Э.Э. Росселя была грамотно выстроена стратегия действий, и всегда, все до единого региональные министры сельского хозяйства нас поддерживали. Я как директор НИИ ветеринарии присутствовала на всех оперативных совещаниях. Все научные конференции и семинары проходили с участием представителей министерства, управлений сельского хозяйства, руководителей ведущих агропредприятий. Когда в 2006 году возникла эпидемия гриппа птиц, у наших соседей — в Курганской, Тюменской, Челябинской областях — приходилось ликвидировать поголовье целыми птицефабриками и подворьями. Нам же выделили деньги на лабораторное оборудование и сказали «не пропустите, мы на вас надеемся». И мы работали вместе с практической ветеринарной службой — ученые выезжали в районы, строили алгоритм действий при угрозе возникновения очага инфекции, и действительно вместе справились. Был, кстати, и научный итог, вышли статьи с обобщением опыта работы в условиях острой эпизоотической ситуации и применения наших разработок. Именно тогда мы использовали новые, экспериментальные вакцины, в частности триазавирин.

Так что в нашей работе есть и прикладная, и фундаментальная составляющие — просто последнюю мы никогда широко не презентовали, этого никто не просил. Думаю, через три-пять лет и с публикациями дело наладим и найдем точки соприкосновения интересов с другими институтами отделения, наработаем перспективную тематику, полностью адаптируемся.