ПРЕДОТВРАТИТЬ КАТАСТРОФУ

Владимир Богданов: На самом деле в феномене сибирской язвы на Ямале нет ничего необычного. Это заболевание имеет космополитный ареал, соответствующий зоогеографическому распространению травоядных животных. Ежегодно в мире регистрируется от 2 000 до 20 000 случаев заболевания, в среднем 250–300. В тундре и лесотундре Западной Сибири и Европейского Севера массовые вспышки инфекции происходили на рубеже XIX–XX веков. При этом только в Большеземельской и Малоземельской тундре за 22 года (1896–1917) погибло около 1,1 млн оленей, в Ямальской тундре за один 1911 год — около 100 тыс., что составило около половины всего тогдашнего поголовья. Учитывая массовость заболевания, отсутствие в то время практики захоронения падших животных, обильную споруляцию возбудителя болезни Bacillus anthracis и способность спор неопределенно долго (сотни лет) сохранять патогенность, можно говорить, что практически вся территория Ямала является потенциально опасной в отношении сибирской язвы.

Но для понимания ситуации, чтобы не впадать в панику, важно помнить, что сибирская язва — это эпизоотия, т.е. эпидемия среди животных, и ориентирована она, в первую очередь, на травоядных. Как всякая эпизоотия, она выполняет экосистемную функцию, будучи частью гомеостатических механизмов, направленных на подавление роста численности животных при переполнении ими емкости местообитаний. Как элемент гармонично слаженной системы возбудитель болезни проявляет свои патологические свойства, когда доминирующие виды усиливают давление на собственную среду обитания, и тем самым не дает им ее разрушить, сохраняет целостность экосистемы. Надежность действия эпизоотий в экосистемах обеспечивается целым комплексом болезнетворных организмов, которые активизируются при разных внешних условиях и обстоятельствах. Для северных оленей в этот комплекс, помимо сибирской язвы, входят также некробактериоз (или копытка), ящур, бруцеллез. Поэтому вполне обоснованно рассматривать эпизоотии как реальное экологическое явление или «паразитарную биосистему», в которой обязательная гибель хозяина с последующим обсеменением спорами является важнейшим условием.

Однако для эпидемиологов и инфекционистов такой взгляд, конечно, не совсем привычен. Их действия направлены на подавление вспышки заболевания и борьбу с возбудителем болезни. В отношении сибирской язвы сделать это сложно. Споры ее депонируются в почве и чрезвычайно устойчивы к действию внешних факторов. Они выживают практически при любой температуре (до –190°С, а при кипячении гибнут только через 15–30 мин.), вирулентность сохраняют бесконечно долго (их нашли при раскопках средневековой больницы в Шотландии, существовавшей более 400 лет назад!).

Механизм эпизоотии запускается при запредельной нагрузке со стороны травоядных на растительный покров, как только он оказывается потравленным и поверхность почвы обнажается. В жаркую погоду возможность заражения сибирской язвой резко увеличивается из-за высыхания почвы и появления пыли. Во время пастьбы споры попадают в организм животного — в кишечник или легкие. Распространение заразы происходит при непосредственном контакте здоровых животных с больными, либо через их выделения, с которыми споры попадают на растительность и почву, либо через слепней, мух-жигалок, мошек. В ротовом аппарате слепней рода Tabanus возбудитель сибирской язвы сохраняется до 7 дней, в зобе и желудке — до 14. Сами беспозвоночные, так же как пресмыкающиеся, земноводные, рыбы не восприимчивы к болезни. Малочувствительны к ней и плотоядные животные (волки, лисы, песцы, собаки, кошки), они болеют лишь при массовом заражении. Вместе с тем плотоядные звери и птицы (орланы, орлы, канюки и др.) после поедания трупов павших животных способны длительное время выделять споры, способствуя поддержанию природного очага инфекции и формированию нового.

Таким образом, основной объект инфекции — копытные животные. Все остальные виды, вовлекаемые в инфекционный цикл (сибирской язвой болеют около 40 видов млекопитающих) — случайные элементы. Причем интересно, что оленята до трех месяцев сибирской язвой не болеют, что лишний раз указывает на превентивную функцию эпизоотии — сохранить вид в составе экосистемы и лишь ограничить его чрезмерное давление.

Для человека, не контактирующего с больными животными, практически постоянное присутствие спор сибирской язвы в почве не представляет опасности даже в потенциальном очаге инфекции. Воздушно-капельным путем, как простудой или гриппом, заразиться нельзя. На Ямале этим летом всех местных жителей, оказавшихся в очаге инфекции, обследовали, и больных сибирской язвой среди них обнаружено не было.

В заключение этого краткого «инфекционного ликбеза» еще раз подчеркну, что эпизоотии — один из механизмов нормального функционирования экосистем, направленный на регуляцию численности популяций животных. Потенциальный очаг сибирской язвы присутствует постоянно или может непредсказуемо появиться на территории с подходящими условиями.

— В первую очередь, высокая плотность копытных в пастбищных экосистемах — домашнего или дикого скота во время миграций. Когда  растительность стравлена, травостой скудный, низкорослый, почва обнажена. Животные во время кормежки вынуждены захватывать частички почвы с поверхности земли. Эпизоотиям способствуют жаркие и засушливые периоды.

— Безусловно. Нынешнее лето на севере было аномально жарким, почва оттаяла  на большую глубину и усилилась солифлюкция (сползание почвенно-растительного покрова на склонах), из-за чего споры сибирской язвы стали выходить на поверхность и попадать в организм оленей.

Сейчас на тундровых пастбищах Ямала коэффициент изъятия травянистой растительности нередко составляет 90%. Травостой стравливается до высоты 3–5 см. Из-за того, что олени интенсивно вытаптывают почву, площадь песчаных обнажений, где растительность полностью отсутствует, на Среднем Ямале достигает местами 20%, а в среднем на полуострове — около 6% площади суши, что сравнимо с площадью озер. Много наиболее опасных участков с обнажениями почвы на возвышенности Хой.

Существенную предпосылку для вспышки сибирской язвы на Ямале создал стремительный рост поголовья оленей в конце 1990-х годов. Уже в 2007 году их численность достигла 300 тысяч. А в период с 1933 по 2009 год площадь пастбищ в расчете на одного оленя сократилась на полуострове со 103 до 26 га.

Михаил Головатин: Перевыпас оленей — не только экологическая проблема, но и социально-культурная. Она возникла давно, еще сто лет назад, когда на Ямале стало развиваться крупностадное оленеводство. Раньше численность стада обычно составляла около 300 голов, и лишь у некоторых крупных владельцев она достигала 1000–1200. Соответственно и нагрузка на экосистему была умеренная, пастбищ всем хватало. В конце XIX века коми стали вводить у себя крупностадное оленеводство. Они выращивали оленей на продажу и около четверти поголовья — это как раз размер прироста стада — забивали, чтобы получить замшу и мясо. От коми крупностадное оленеводство переняли коренные жители Ямала — ненцы. Однако у них совсем иной менталитет. Для ненца размер стада — вопрос статуса, чем оно больше, тем выше статус владельца, поэтому они не забивают оленей, а постоянно наращивают их численность. На рубеже XIX–XX веков, как только численность оленей на полуострове превышала 100 тыс. (это еще при благополучном состоянии пастбищ), возникали эпизоотии — сибирская язва, ящур, копытка. От инфекции погибало до половины поголовья. Массовые падежи оленей повторялись с характерной средней периодичностью около 10,5 лет, и численность оленей на полуострове колебалась на уровне около 70–120 тыс. особей, что, вероятно, соответствовало возможностям экосистемы.

В 1960-е годы была введена централизованная плановая вакцинация оленей, поскольку практически все они выпасались в совхозных и колхозных стадах. Эпизоотии исчезли, хозяйство было ориентировано на устойчивый рост поголовья, а пастбища постепенно истощались. Но все же тогда велась плановая заготовка мяса, часть поголовья забивали, и это сдерживало рост. В 1990-е годы изменился характер собственности: появились частные стада, совхозы были ликвидированы, и сейчас доля частного оленеводства составляет 80%. Снизилось количество забиваемых животных, каждый владелец выпасает оленей там, где хочет, а вакцинации против сибирской язвы с 2007 года не проводились. Кстати, в 2014 году на Ямале была эпизоотия копытки, от которой пало около 100 тысяч оленей. Экспоненциальный рост поголовья и отсутствие планового выпаса привели к резкому истощению пастбищ — съедобных лишайников в тундре уже не осталось — и деструкции тундровых экосистем в целом. И вот результат: включились гомеостатические механизмы, направленные на сокращение поголовья оленей — основного фактора давления на экосистемы.

По сути дела, в современном виде оленеводство на Ямале — типичный пример нарушения правила меры преобразования природных систем. Это с неизбежностью вызывает к жизни цепные природные реакции, значительная часть которых оказывается экологически, социально и экономически неприемлемыми в длительном интервале времени. В силу экологических законов воздействия на природную систему, накапливаясь до поры до времени, могут затем привести к развитию бурного динамического процесса. Помимо эпизоотий могут включиться новые, пока не изученные механизмы регуляции численности животных — физиологические, генетические и пр. Так, уже сейчас мы наблюдаем процесс деградации тундрового оленя. Если раньше самка (важенка) весила 50–70 кг, то теперь вес ее едва доходит до 40 (на нижнем снимке упряжка оленей и на заднем плане для масштаба оленегонная собака — они очень небольшого размера).

О катастрофических последствиях перевыпаса оленей для тундровых экосистем мы предупреждали еще в 70-е годы прошлого века, но реакции не было никакой. Ненцы, в отличие от других северных народов, в большей степени замкнуты на оленеводство. Олень для ненца — это все: и пища, и одежда, и обувь, и средство передвижения, и, наконец, деньги, вырученные от продажи пантов, мяса, шкуры. Но, стремясь бесконечно увеличивать оленье поголовье, ненцы подрывают основы своего хозяйственного уклада, рубят сук, на котором сидят.

— Чтобы остановить деградацию тундровых экосистем, надо сократить численность домашних оленей на Ямале до уровня менее 100 тысяч. А для этого придется забить две трети нынешнего поголовья — 200 тысяч. То же относится и к полуострову Гыдан, где следует сократить поголовье на 150 тысяч.

Главная проблема — как убедить оленеводов в жизненной необходимости таких мер. С одной стороны, ненцы видят, что ситуация принимает катастрофический характер, с другой — пытаются найти внешнюю причину: мол, на Ямал пришел Газпром, и территория оленьих пастбищ сократилась. На самом же деле, как это ни парадоксально, усиление техногенной нагрузки, связанной с обустройством и эксплуатацией нефтегазовых месторождений, совпадает с увеличением численности оленей на Ямале. Да и территории, изъятые под разработку месторождений, составляют не более 8% площади полуострова. Получается, что развитие топливно-энергетического комплекса не препятствует оленеводству, а наоборот, может способствовать развитию традиционного хозяйства, так как увеличивается спрос на мясо.

Государство предоставляет ненцам огромные дотации на содержание оленей. Кстати, администрация ЯНАО обязуется компенсировать оленеводам убытки, понесенные из-за нынешней вспышки сибирской язвы. А вот в царской России дело было поставлено по-другому: оленеводы должны были платить налог, пропорциональный поголовью оленей, что способствовало разумной регуляции их численности.

Недавно в ЯНАО был принят закон об оленеводстве, согласно которому поголовье оленей для каждого частного владельца и сельхозпредприятий будет регулироваться на основе специальных научных исследований. Там есть категория «оленеемкость пастбищ», определяющая, сколько оленей можно выпасать на одном гектаре. Правительством ЯНАО объявлен аукцион на геоботаническое обследование оленьих пастбищ лесотундры и южной тундры Ямала, результатом которого должны стать карты их хозяйственной оценки и сведения о предельной оленеемкости. Мы готовы проделать эту работу и дать рекомендации по рациональному использованию пастбищ. Однако научное обоснование таких норм потребует немалого времени, а времени на самом деле уже не осталось. Ведь даже если необходимые меры будут приняты, восстановление пастбищ на полуострове займет многие десятилетия.