НА ПЕРЕКРЕСТКЕ НАРОДОВ

— Да, я коренной пермяк, родился в селе Бедряж Чернушинского района Пермской области, учился в Пермском государственном университете, там же окончил аспирантуру и начал преподавательскую работу. Когда в 2003 г. в Перми был создан филиал Института истории и археологии УрО РАН, я одновременно стал его старшим научным сотрудником. Сейчас заведую сектором этнологических исследований Отдела истории, археологии и этнографии Пермского научного центра УрО РАН. Темы всех моих научных работ связаны с народами, населяющими наш край.

— Народная культура интересовала меня всегда. Возможно, этому способствовало то, что на моей малой родине живет множество разных народов, знакомых мне с детства. Мне повезло, что в 1991 г., на первом курсе университета вместо традиционной «картошки» я на полтора месяца попал на работу в архитектурно-этнографический музей «Хохловка» и сразу окунулся в этнографию. Научные сотрудники музея поддержали мой интерес, вместе с ними  зимой 1992 г. я поехал в первую этнографическую экспедицию. Все мои   курсовые работы, а затем и диплом были посвящены удмуртам Пермского края.

— Конечно, это иллюзия. Этнограф работает не с «экзотикой», а с живой традицией, с тем, что называется «повседневностью», что повторяется изо дня в день, из года в год и поэтому дошло из глубины времен до сегодняшнего дня.

Никогда мой интерес не ограничивался одним народом, одной этнической группой. Это принципиальная позиция, и своих студентов я учу: чем бы вы ни занимались, надо работать не только по выбранной теме, но и помогать коллегам, участвовать в разных экспедиционных и исследовательских проектах. В условиях нашего полиэтничного региона без широкого контекста этнографического окружения исследования проводить сложно в принципе.

В экспедициях мы были у русских, коми-пермяков, татар, башкир, удмуртов, марийцев, чувашей, немцев, эстонцев, белорусов, цыган. Также проводили исследования среди поляков, евреев, таджиков, узбеков, других народов. География полевой работы никогда не ограничивалась только Пермским краем, охватывала многие регионы Поволжья и Урала — Свердловскую, Кировскую, Оренбургскую области, республики Башкортостан, Татарстан, Удмуртию, Марий Эл. И даже если в какой-то момент сосредоточиваешься на определенной теме, например, на изучении русского календаря, исследования и других народов все равно продолжаются. 

И сегодня работа идет над несколькими проектами одновременно. В этом году с коллегами продолжаем научно-популярную серию «Народы города Перми», 12 книг которой уже вышло и столько же предстоит подготовить в ближайшее время. Сейчас заканчиваю большую книгу-альбом о традиционном костюме татар и башкир Пермского края. Снова планируем серьезно взяться за исследования цыган, так как по ним уже накоплен большой полевой материал, который ждет обобщения и отдельной монографии. С этим и был связан мой доклад на заседании президиума.

— И у нас были сомнения, как отнесутся к исследованию сами цыгане, насколько будут откровенны. Действовали и определенные стереотипы. Ведь ученые — такие же представители общества, как и все остальные, и, пока не сталкиваешься с явлением, представления о нем складываются на основе «общего мнения». Но у нас есть давно обкатанная технология исследования, за плечами немалый опыт. Поэтому первые сомнения быстро рассеялись и началась обычная, всегда по-новому интересная полевая работа. Удивляло и заинтересовывало все: и основательность цыганских мужчин, и понятие «закон», которым цыгане обозначают обычай или традицию: под выражением «у нас такой закон» следует понимать «у нас такой обычай». Узнали, чем отличается обычный чай от цыганского, в который непременно добавляются фрукты: яблоки, чернослив, курага. Каждая беседа с информаторами была своеобразным открытием народа и его культуры, в которой и в наши дни очень много традиционного. «Вхождение» в табор прошло легко, потребовалось лишь определенное время на привыкание табора к исследователям, но это нормально. Неслучайно в нашей среде шутят, что в первые дни экспедиции жители села, деревни, табора изучают этнологов и лишь потом — мы их.

— Обычный день работы «в поле» может проходить по-разному. Если это праздник, главное — внимательно наблюдать за происходящим, улавливать все моменты; основной «инструмент» здесь — сам этнограф с его профессиональным взглядом, от которого не ускользают никакие детали, а фиксации помогают фото- и видеокамеры. Иногда удается задавать уточняющие вопросы.

А в будние или, точнее, несобытийные дни основным нашим занятием становятся беседы на определенные темы. Они длительные: по нескольку часов разговариваешь с одним человеком, потом идешь к другому информатору, уточняешь. Чем больше и детальнее расспросишь, тем ценнее и интереснее материалы.  

После наших визитов в таборе довелось наблюдать любопытную картину: дети играют в «экспедицию», то есть в нас, этнографов. Они так же посадили «информатора», взяли палочки вместо диктофонов и задавали друг другу вопросы: «Где вы родились, к какому роду относитесь?».   

Очень большая часть работы — послеэкспедиционная обработка материалов, на нее уходит значительно больше времени, чем на полевые исследования. Необходимо все расшифровать, подписать, то есть подготовить материал так, чтобы в дальнейшем с ним легко было работать.

— Как ни странно, серьезных исследований по цыганам в России не так уж много, особенно региональных. А это важно, потому что цыганский этнос неоднороден. Многие ученые характеризуют его как «трансграничное национальное меньшинство» — действительно, только в России насчитывается до 40 различных групп цыган, различающихся по языку, обычаям и занятиям. Настолько различающихся, что друг с другом представители разных групп общаются по-русски. Если говорить об Урале, то самая большая по численности группа — это «русские цыгане», их предки пришли в Россию из Европы еще в XVIII веке, и именно они создали образ цыган в классической русской литературе. По своим занятиям это лошадники и гадалки, а сегодня они активно присутствуют на рынке вторичной продажи транспортных средств. Пришедшая совсем недавно, уже в первые годы нынешнего века группа среднеазиатских цыган специализируется на попрошайничестве. Так называемые «влашские цыгане» предлагают вам на улице купить предметы, изготовленные из металла желтого цвета, похожего на золото. «Крымских цыган» вы на улице не увидите никогда, они ювелиры, работающие в основном на нужды внутреннего цыганского рынка. Самая архаичная по образу жизни группа — цыгане-кэлдэрары — выходцы рубежа XIX–XX веков из Трансильвании, с территории тогдашней Австро-Венгрии. Например, живущий в Перми табор Волка пришел через Бессарабию и Одессу в Москву, а с 1979 года живет на Урале. Кэлдэрарские поселки есть в каждом крупном городе Урала, кроме Сыктывкара и Оренбурга. Это довольно скромные дома, потому что цыганский дом — временное пристанище, община должна кочевать. Настоящего кочевья сейчас, конечно, нет, разве что старики на машинах возят внуков и показывают места, где когда-то стоял их табор при кочевье, но отношение осталось прежним.

— Особняки строят русские цыгане, которые полностью перешли к городскому образу жизни. И, кстати, никаких «баронов» в смысле племенной аристократии не существует. Цыганское «баро» переводится как «добрый, хороший» — это общинная должность. Сход назначает человека, который должен разговаривать с иноплеменниками, прежде всего с местной властью и силовиками. То есть он и уполномочен общиной осуществлять контакт с внешним миром.

— Огромную роль здесь играет то, что цыгане по-прежнему живут общиной. Фактически это единственные общины, сохраняющиеся в миллионном мегаполисе, у других народов эта форма уже отмерла. Есть сход, который решает все вопросы жизни, есть традиционные сватовство и брак, достаточно строго патрилокальный (форма брачного поселения, при которой жена переходит на жительство в родовую общину мужа — ред.). Сохраняются очень древние представления о ритуальной чистоте/нечистоте. Почему цыганка несет ведро воды на голове? Потому что женщины «нечисты» ниже пояса, и ведро ни в коем случае не должно коснуться юбки, иначе на этой воде нельзя будет приготовить пищу. Большая часть таборов — православные, они пользуются христианским календарем и отмечают церковные праздники, но сохраняют множество обрядов и верований. Например, золото в представлении цыган играет очень важную роль: это средство принести удачу, защитить от несчастий. Что очень ярко проявляется в свадебных обрядах: например, выкуп за невесту платится только в золотых монетах. Сейчас они повсеместно изъяты из обращения, поэтому цыганам приходится специально выкупать и накапливать, например, золотые австро-венгерские дукаты позапрошлого века. На невесте обязательно должен быть «пал» (нагрудное золотое украшение), это остаток очень архаичного пласта мифологии, еще с их индийской прародины. Даже на новогодней елке обязательно должно висеть золото. То есть золото для цыган — это не деньги, это гораздо больше — это счастье и удача рода.

— Во время нашего пребывания в цыганском таборе мы познакомились практически со всеми его жителями. Чаще всего, как обычно, обращались к старожилам. Настоящим открытием экспедиции стала Замбила Георгиевна Кулай, одна из самых старых цыганок города Перми. Замбила Георгиевна родилась в 1914 г., сегодня ей 102 года, она одна из немногих жителей табора, которые помнят кочевание на конных бричках. Она прекрасный знаток цыганского фольклора. Именно от нее нам удалось записать рассказы о том, как появились на земле разные народы, почему идет снег и дождь и многие, многие другие. Рассказывая как-то древнее предание о появлении пятен на луне, она вывела нас на улицу. Был уже глубокий вечер, и на небе стояла полная луна. «Видишь, на луне пятна? Вот там и есть пастух со своими овцами. Бабушка Замбила не обманывает». Не один раз слышали мы от Замбилы Георгиевны и ее детей семейное предание о родителях. Ее отец, Георгий, в 1930-е годы снимался в фильме «Последний табор». Замбила Георгиевна рассказывает, что смотрит она эти фильмы с трепетом, видит своих родителей, вспоминает и плачет.

— В последние годы этнология в нашей стране, с моей точки зрения, — одной из активно развивающихся наук, появилось множество исследований на стыке с другими областями научного знания. Сейчас она оказалась на острие общественного запроса при решении очень сложных прикладных задач развития общества и многонационального российского государства.

Конечно, прежде всего цыган необходимо изучать, чтобы предложить действенные механизмы их вовлечения в современное общество, программы социальной адаптации. Как правило, цыганские дети не получают даже среднего общего образования, что резко снижает возможности выбора жизненного пути. Неслучайно на заседании президиума во время обсуждения моего доклада член-корреспондент РАН В.Н. Руденко назвал цыган самой незащищенной этнической группой, которую общество буквально выталкивает в криминальную среду. Более того, мы сейчас не можем даже сказать, сколько цыган вообще живет в России: по данным последней переписи их насчитывается 240 тысяч, но вот, например, весь пермский табор, с которым мы работали, — а это более 600 человек — записан «румынами» или «бессарабами», то есть расхождение может быть очень значительным.

Это люди, которые живут рядом с нами, это тоже уральцы. Многовековая история народов Урала показывает, что наш регион складывался как полиэтничный, его осваивали разные по происхождению, языку, хозяйственному укладу, традициям народы. И в последние несколько столетий его этнический состав только усложнялся. Конечно, Урал — перекресток народов, языков, культур. Нам и дальше жить на этом перекрестке рядом друг с другом, и нельзя не стремиться сделать эту жизнь добрососедской.