Skip to Content

ВИТАЛИЙ ВОЛОВИЧ: «В СУЩНОСТИ, ДЛЯ ХУДОЖНИКА МАЛО ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ»

Ушел из жизни народный художник России, академик Российской академии художеств, почетный гражданин Екатеринбурга Виталий Михайлович Волович. Ушел удивительно благородно и деликатно — двадцатого августа 2018 года, вскоре после девяностолетнего юбилея, дав своим почитателям и общественности его спокойно отметить, сразу после Дня любимого им города, чтобы горожане отпразновали его безо всякого траура. И, осмелимся обобщить — так он и жил всю свою долгую жизнь, так и относился к миру и окружающим, независимо от их обратного к себе отношения. Впрочем, лучше, чем он сам — человек слова в самом широком смысле — об этом не расскажет никто. Кроме богатейшего живописного и графического наследия, вошедшего в сокровищницы лучших отечественных и зарубежных музеев, альбомов, он оставил замечательную автобиографическую прозу, подарил критикам, искусствоведам, журналистам драгоценные часы общения. Памяти Мастера, в благодарность за общение и с надеждой, что его труды и мысли будут необходимы людям всегда, предлагаем читателям фрагменты интервью, взятого у Виталия Михайловича в 1993 году для журнала «Уральский следопыт» (полностью опубликовано в № 3 того же года), которому он отдал немало сил и из которого в немалой степени вышла нынешняя редакция «Науки Урала».               
— …Как вы, художник, ощущаете на себе влияние времени?
— Конечно, оно заставляет делать какие-то переоценки — от этого никуда не денешься. Но дело в том, что я не был чрезмерно зависим от того времени, которое принято называть застоем. У меня была своя внутренняя программа, я имел возможность заниматься книжной графикой, далекой от конъюнктуры… Правда, климат, в котором мы все существовали, рождавший потребность в конфронтации с официальной идеологией, заставлял быть тенденциозным в каких-то проявлениях. Без сомнения, особый интерес к проблемам насилия, зла, власти был продиктован некоей оппозиционной идеей. А сейчас эта идея как бы потеряла значение…
Художник развивается по сложным внутренним законам. Он вынужден работать прежде всего для самого себя. Потому что только работа, сделанная для себя, может быть еще кому-то интересна. В этом смысле художник — абсолютный эгоист. Конечно, ему всегда угрожает трагедия непонятости, творческого одиночества. И все равно выбора нет, нет другого пути. Иначе ты обречен на имитацию, на подделку под кого-то другого, а это — ложный путь, даже если подделка эффектна…
— …Начинали вы и утверждались главным образом как график книжный, став одним из ведущих мастеров этого жанра в стране. Ваши «Эгмонт», «Слово о полку Игореве», «Шотландская баллада», «Исландские саги» теперь едва ли не классические образцы книжных иллюстраций…
— …Что касается книг, то, если не считать того периода работы в Средне-Уральском книжном издательстве, когда, увы, пришлось переделать массу «дежурной работы», я проиллюстрировал их не так уж много. Но зато я работал над ними подолгу, добиваясь максимально точного результата. Работа над книгой увлекала меня, и мне не хотелось заниматься ничем другим. Надо сказать, мне очень везло с полиграфией оформляемых мной книг — большинство издавалось на хорошей бумаге, предназначалось для показа на престижных выставках. А кроме того, книжная графика давала прекрасную возможность избежать многих цензурных рогаток, которые, конечно, касались иллюстраторов, но в значительно меньшей степени, чем «станковистов». Если я показывал станковую вещь, то я сам нес за нее ответственность, а если говорил, что это иллюстрация к Брехту или Шекспиру, хотя на самом деле выставлялась вполне моя, самостоятельная работа, — ответственность как бы перекладывалась на автора. Постепенно мы с друзьями выработали целую систему мистификаций…
— Однако, полагаю, это вовсе не означает, что вы никогда внимательно не трудились над текстами.
— Конечно, нет. «Сагами», «Ричардом III», «Отелло» и другими крупными вещами я занимался очень внимательно. Мне нравилось искать новые оттенки интерпретации произведения, прослеживать их связь с современностью. Да и сам процесс деланья книги, ее выхода всегда связан со многими волнующими моментами. Это была увлекательная, любимая мной сфера деятельности, я бы и сейчас с удовольствием к ней вернулся. Но… Книги у нас все чаще выходят без иллюстраций, тяготеют все больше к усредненному западному образцу: яркая, красивая обложка, а внутри не столь уж и важно, что. Вообще сейчас, подуспокоившись от сплошных проклятий в адрес уходящей эпохи, при всей неприязни к ней, надо признать: имелись в ней и существенные плюсы. Уровень книжного оформления был тогда весьма высок…
— В Европе отлично изданная книга стоит целое состояние. Вероятно, настоящая культура книги, если и вернется с окончательным разделением общества на имущих и остальных, то уже в недоступной для большинства форме…
— Пожалуй, с этим можно согласиться. Но пусть вернется хоть в таком виде. Все-таки уровень культуры того, что издается в стране, определяет и общий уровень ее культуры.
— Виталий Михайлович, и еще один вопрос — возвращаясь к теме выживания в эпоху перемен. Скажите, может быть, можно дать людям какой-то совет с высоты вашего опыта — как в ней не потеряться, не обезличиться, не утратить своего «я», остаться самим собой? Мне кажется, это сегодня один из важнейших вопросов не только для интеллигенции, деятелей культуры — для большинства профессий, носителей настоящего мастерства — может быть, самого дорогого капитала страны.
— Художнику, думаю, в этом смысле и проще, и сложнее. Да, к сожалению, сейчас достаточно большое количество художников пытается переориентироваться на рынок. Но рынок — вещь очень сложная. На Западе он существует в огромном количестве вариантов, от громадного масскультовского до элитарного, доступного очень немногим. И по-настоящему талантливый человек в стороне от него не останется, пробъется либо в элитную галерею, поддерживающую этот уровень искусства, либо еще как-то. Наш так называемый рынок пока крайне примитивен, усреднен, никакой логики «вписывания» в него нет. И в принципе перед художником встает та же самая дилемма, что и во времена застоя. Я уже много раз вспоминал об этом, но повторюсь, поскольку факт очень показательный для нынешней ситуации: в свое время мы с товарищами буквально упивались историей, произошедшей с французским живописцем Курбе. Ему, участнику Французской революции, много лет спустя был пожалован Орден почетного легиона, а он от него отказался, написав в письме министру изящных искусств известную фразу: «Государство лишь тогда выполнит свой долг перед искусством, когда оставит всякую заботу о нем». Нам казалось — вот камень преткновения. Как только государство перестанет на нас давить, мы тут же освободимся. И вот — перестало. Ну и что? Тут же возникли сотни других зависимостей, не менее унизительных, чем прежние. Оказалось — абсолютной внешней свободы не существует, да и не существовало нигде и никогда. Возникла проблема: или ты начинаешь работать только на продажу, на потребу публике, и наступает творческая смерть, точно такая же, как и от выполнения идеологических требований, либо ищешь в себе мужество и прикладываешь огромные усилия, чтобы отстоять свои собственные позиции, защитить право на творческую свободу. В сущности, для художника мало что изменилось. Надо по-прежнему помнить о достоинстве…
Вел беседу
Андрей ПОНИЗОВКИН
Фото С. Новикова.
Внизу — автограф Виталия Воловича
 
Год: 
2018
Месяц: 
сентябрь
Номер выпуска: 
17-18
Абсолютный номер: 
1181
Изменено 21.09.2018 - 16:14


2021 © Российская академия наук Уральское отделение РАН
620049, г. Екатеринбург, ул. Первомайская, 91
document@prm.uran.ru +7(343) 374-07-47