БОЛЬШОЙ ТЕРРОР В МИФАХ И ДОКУМЕНТАХ

В Сыктывкаре, в Национальном музее Республики Коми прошла выставка «Мифы Большого террора», подготовленная московским Музеем истории ГУЛАГа, откуда прибыли архивные документы: постановления Политбюро ВКП(б), секретные шифровки в ЦК, личные письма и доклады, расстрельные списки и протоколы Троек НКВД. Материалы экспозиции затронули не только 1937–1938 гг., но и предшествующие события, подготовившие почву для проведения массовых спецопераций НКВД. Был представлен и период после смерти И.В. Сталина, долгий, пока еще не завершенный процесс реабилитации жертв политических репрессий. Внимание посетителей привлекли и личные истории людей, пострадавших в годы Большого террора. Материалы Музея истории ГУЛАГа дополнили мемориальные коллекции Национального музея Республики Коми: документы и личные вещи врача-хирурга А.С. Никульцева, коми этнографа В.П. Налимова, геолога А.Я. Кремса, общественно-политической деятельницы Е.Е. Воронковой (Кочевой).

По мнению организаторов, можно выделить пять основных мифов, устоявшихся представлений: «Сталин непричастен, это все была ежовщина», «Просто так не сажали», «Народ не пострадал. Репрессии затронули верхушку партии», «Количество жертв — следствие перегибов на местах», «Объективных цифр нет. Все документы засекречены». Все эти утверждения, однако, опровергаются с помощью подлинных архивных документов.

Экскурсию для участников церемонии открытия выставки провела старший научный сотрудник Музея истории ГУЛАГа Т.М. Полянская. По ее мнению, «миф о том, что Иосиф Сталин не был причастен к событиям Большого террора, является самым главным. До сих пор многие период репрессий называют «ежовщина». А ведь наличие вещественных доказательств позволяет дать полное представление об исторической теме». «Появление такой экспозиции в столице Коми, — подчеркнула куратор, — весьма символично, поскольку история республики неразрывно связана с политическими репрессиями. Именно здесь располагались крупнейшие лагеря сталинской системы, такие как Ухтпечлаг, Воркутлаг и другие, а в 1948 году были открыты особые лагеря для политзаключенных — Речлаг и Минлаг». Среди полутора миллионов арестованных в 1937–1938 годах — десятки тысяч жителей Коми АССР. По сведениям историка Н.А. Морозова, численность заключенных в северных лагерях к 1938 году достигла 115 тысяч человек, тогда как все население Коми республики составляло чуть более трехсот тысяч. К значительной части коми интеллигенции прикрепили ярлык «буржуазных националистов». При этом не помогало ни революционное прошлое, ни их собственная борьба с «контрреволюционными элементами».

Стартом послужил печально известный приказ НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года, согласно которому в регионы были спущены лимиты на аресты граждан — по сути, планы на расстрелы и заключения в лагеря и тюрьмы. При этом реальное число «антисоветчиков» и «контрреволюционеров» значения не имело. Кремль контролировал весь ход Большого террора, о чем свидетельствуют представленные на выставке документы.

На открытии экспозиции выступил директор Института языка, литературы и истории ФИЦ Коми НЦ УрО РАН, председатель Коми республиканского благотворительного общественного фонда жертв политических репрессий «Покаяние» доктор исторических наук И.Л. Жеребцов: «Это печальная страница в нашей истории. Всегда, когда думаю об этих событиях, вспоминаю мудрость: кто старое помянет, тому глаз вон, а кто старое забудет, тому оба вон». Выступавший напомнил, что осенью минувшего года исполнилось 25 лет со времени выхода первого тома уникального, не имеющего аналогов в России мартиролога «Покаяние». 9 февраля нынешнего года исполнилось 25 лет фонду «Покаяние». В год четвертьвекового юбилея мартиролога очередной его том, подготовленный к изданию, не был выпущен в свет, поскольку предусмотренные на это средства не поступили в фонд «Покаяние». «Пока, к сожалению, — заключил И.Л. Жеребцов, — нет уверенности в том, что фонд и мартиролог, внесшие огромный вклад в исследование политических репрессий и в процесс реабилитации их жертв, доживут до своей 26-й годовщины. Нельзя забывать о нашем прошлом, каким бы оно ни было. Иначе прошлое само напомнит о себе, и совсем не так, как хотелось бы».