Skip to Content

АКАДЕМИК Н.А. МАКАРОВ: «АРХЕОЛОГИЯ — СОЧЕТАНИЕ МЫСЛИ И ДЕЙСТВИЯ»

По статусу академик Н.А. Макаров на сегодняшний день — главный археолог страны, хотя сам он с этим не соглашается: «Наше научное сообщество достаточно демократично, у нас нет такого звания и полномочий, я лишь подписываю множество бумаг, необходимых для работы коллег». Тем не менее должности директора Института археологии РАН, вице-президента Академии, академика-секретаря Отделения историко-филологических наук РАН обязывают быть организатором-лидером, кем он и является. Но прежде всего Николай Андреевич — выдающийся ученый, глубокий исследователь Средневековой Руси, труды которого существенно меняют наши представления об этом вроде бы хорошо изученном периоде отечественной истории, причем даже там, где, кажется, известен каждый камень — в частности, в Московском Кремле. За что он и удостоен Демидовской премии. Неслучайно коллеги говорят о нем как о человеке, совершившем и совершающем многие открытия, если не революции, в области гуманитарного знания, продолжателе лучших традиций отечественной археологии. С этой темы и началось наше «демидовское» интервью в его кабинете академика-секретаря.
— Уважаемый Николай Андреевич, еще раз примите поздравления с наградой, у которой есть своя «археологическая» история. В XIX веке ее получали один из инициаторов создания Исторического музея на Красной площади И.Е. Забелин, блестящий специалист по нумизматике Востока П.С. Савельев, в наше время — исследователь ранней этнической истории славянства В.В. Седов, первооткрыватель Денисовского человека А.П. Деревянко, автор знаменитых находок пазырыкской культуры на Алтае В.И. Молодин, хранитель археологических сокровищ Эрмитажа М.Б. Пиотровский, не говоря о вашем учителе В.Л. Янине, исследователе Новгорода, вошедшем в первую четверку лауреатов возрожденной награды. Как себя чувствуете в такой компании?
— Счастлив оказаться в одном ряду с такими корифеями. Современная археология многим обязана этим выдающимся ученым, очень разным по своим характерам и научным интересам. И история Демидовской премии изначально тесно переплетена с началом отечественной археологии. Иван Егорович Забелин был очень яркой личностью, совмещал раскопки скифских царских курганов и исследование истории Москвы, ее быта и повседневности, написал замечательные книги по истории столицы. Он воспринимал археологию как комплексную науку о древних культурах (на языке XIX века это «древний народный быт»), соединяющую в себе изучение материальных памятников и письменных источников. А Павел Степанович Савельев, кроме всего прочего, был одним из руководителей раскопок курганов в Суздальской земле в середине XIX века.
Еще один любопытный факт: когда П.Н. Демидов учредил премию и отдал значительные средства в распоряжение Академии наук, ее президентом был граф Сергей Семенович Уваров, министр народного просвещения и исследователь античности, выступивший на первом вручении награды с известной речью с благодарностью меценатам науки. А его сын, Алексей Сергеевич, создатель Московского археологического общества, стал одним из пионеров археологического изучения Древней Руси. Именно он провел первые раскопки на территории от Владимира до Ярославля, в том числе на землях Суздальского Ополья, где мы работаем много лет, так что между нашими трудами — прямая преемственность. Кстати, после смерти отца Алексей Сергеевич учредил в его память особую Уваровскую премию, присуждавшуюся за труды по русской истории и литературную деятельность вплоть до 1917 года.
В современном списке демидовских лауреатов — замечательные ученые, раздвигающие границы археологии. Это гуманитарии со своим видением прошлого, формирующие его новую картину.
— Как вы пришли в археологию, что больше всего повлияло на выбор профессии?
— Я гуманитарий по своим интересам, потому и поступил на истфак МГУ. А до этого, еще школьником, попал на раскопки в Новгород — важнейшую точку изучения средневековой Руси. Там тогда начались работы на знаменитом Троицком раскопе. В.Л. Янин, в ту пору еще член-корреспондент, устраивал для студентов-первокурсников экскурсии по Новгороду, связывая рассказ о древних памятниках с разъяснением исследовательской кухни археологии и источниковедения, как бы предлагая нам самим включиться в исследования и узнать что-то новое о Новгороде. Валентин Лаврентьевич обладал огромным обаянием. Но меня интересовали и другие гуманитарные дисциплины. Окончательный выбор был сделан на последнем курсе университета, когда встал вопрос о трудоустройстве и появилась неожиданная возможность вести экспедиционные работы на Севере России. Проектировался поворот части стока северных рек в Волгу, и в Институте археологии была вакансия археолога, готового работать в «зоне переброски» для обследования в Архангельской и Вологодской областях на предмет поиска там археологических памятников Средневековья, чтобы провести их раскопки перед затоплением. Для этого в Институте была выделена временная лаборантская ставка. Памятники первобытности каменного и бронзового века на Севере уже были известны, на них проводились раскопки, а вот о средневековых памятниках мы ничего не знали. Два года мы работали на Онеге, Сухоне, на озерах Лача, Воже, Кубенском. Найти первый средневековый могильник удалось лишь в самом конце первого сезона, после четырех месяцев безрезультатных поисков. Эти могильники — памятники XI–XII вв., — яркие следы самого начала продвижения древнерусской культуры на Север. Реки, слава Богу, не повернули, а мне выпала счастливая возможность первым увидеть совершенно неизвестную часть средневекового мира. Вообще археология — сочетание мысли и действия, и это сочетание притягивает. Мне всегда нравилось двигаться, искать новые памятники, решать практические задачи, связанные с поисками материальных следов прошлого. Чем, собственно, и занимаюсь по сей день.
— Русскому Северу вы посвятили почти двадцать лет, возглавляли Онежско-Сухонскую экспедицию Института археологии, обнаружили там массу интересного, создали концепцию интеграции северных земель в состав России. В начале двухтысячных ваши научные интересы переместились на Северо-Восток, в Суздальское Ополье. В чем логика такого перемещения?
— Средневековая Русь — огромное географическое пространство, чтобы разобраться в ее истории, требуется широкий охват различных ее областей, сельских территорий и городских центров. Во второй половине XX века раскопки в Новгороде стали прорывом в изучении Средневековой Руси. Они открыли уникальный археологический памятник с культурным слоем, сохраняющим дерево, остатками городских усадеб, берестяными грамотами, огромной массой средневековых предметов, отражающих самые разно-образные стороны тогдашней жизни. Эти материалы стали основой для переосмысления роли Новгорода в нашей истории, для реконструкции социальной организации новгородского общества и политического устройства Новгородской республики. По качеству и обилию археологических древностей Новгород превосходит другие известные нам памятники Средневековья. Но Новгород — только часть Руси. А что представляли собой другие земли, как они были связаны между собой? Наши работы на Севере, в Белозерье, Поонежье и на Кубенском озере дали возможность увидеть древнерусскую периферию, территории со своеобразным укладом хозяйства и столь же своеобразной культурой, представляющей собой сплав древнерусских и финских элементов. Северные поселения дают яркую картину средневекового пушного промысла. Их культурный слой насыщен костями пушных животных и одновременно разнообразными предметами привозного происхождения, в том числе монетами, поступавшими на Север в обмен на меха. То есть нам открылось живое промысловое хозяйство, продукты которого (пушнина) поступали в Новгород и города Северо-Восточной Руси, а затем на внешние рынки. Это громадная ресурсная зона, обеспечивавшая общее благосостояние Руси, приток серебра и разных товаров извне, устойчивость экономики и власти. И если бы мы не начали раскопки на неприметных, ранее неизвестных памятниках на Севере, ограничились одними городами, мы бы ничего этого не узнали.
Суздальское Ополье — еще одна часть Руси, совершенно не похожая на другие, известные нам, по своим историческим ландшафтам, по характеру своих археологических древностей и по своей роли в общерусской истории. Это историческое ядро Северо-Восточной Руси, место кристаллизации ее властных центров и одновременно особый аграрный ландшафт. Плодородные земли Ополья в XI–XII вв. сделали возможным сплошное возделывание территории, экстраординарно высокую концентрацию сельского населения. С начала 2000-х годов мы выявили здесь больше 400 средневековых поселений, в том числе селища с усадьбами знати, социальной элиты, которая, как оказалось, жила вовсе не в особых укрепленных пунктах, защищенных валами и рвами, как считалось прежде, а в обычных селах, рядом с обычными людьми. В Ополье собрана огромная коллекция средневековых украшений, бытовых вещей, вооружения, предметов христианского культа. Все это позволило по-новому увидеть процесс формирования аграрных ландшафтов, понять, как складывался новый очаг древнерусской государственности и идентичности в Волго-Окском междуречье. Итоги этой работы обобщены в двухтомной монографии «Археология Суздальской земли», вышедшей совсем недавно, в ноябре 2023 года.
Общая картина Средневековой Руси создается из отдельных частей, при этом охватить их все невозможно. И для того чтобы картина стала достаточно полной, документально достоверной, нужны основательно изученные показательные фрагменты, правильный выбор которых очень важен.
— Третьим показательным фрагментом средневековой истории для вас, видимо, стало далекое прошлое Московского Кремля, которое вы как бы заново открываете вот уже почти десятилетие…  
— Все верно. Нельзя сказать, что Московский Кремль — белое пятно на археологической карте, но до последнего времени наши знания о его ранней истории основывались на очень ограниченных и неполных материалах. Все-таки это особая территория, непростое место для организации раскопок. В советское время единственный раз они проводились там в 1959 году при строительстве Дворца съездов. Дальше последовал длительный период наблюдений, когда археологи присутствовали при перекладке коммуникаций, строительных работах, собирали важный материал, но не более.
И вот в 2007 году был сделан первый шаг, прервавший эту долгую паузу: у нас появилась возможность провести раскопки на Подоле Боровицкого холма, недалеко от Москворецкой (бывшей Беклемишевской) башни. Они открыли на этом участке влажный слой с остатками усадеб с деревянными постройками и частокольными оградами, близкими новгородским. И дали интереснейшие находки, в том числе относящиеся к началу XIV в., удревняющие время первоначального освоения этого участка. А в 2015-м начались раскопки на месте демонтированного четырнадцатого корпуса, которые позволили в академическом режиме исследовать культурный слой восточной части Кремлевского холма и составить подробную достоверную картину древней Москвы, тогда очень небольшого города, жители которого не могли представить, что со временем он превратится в столицу. Остатки одной из построек Чудова монастыря теперь экспонируются в музейном окне на Ивановской площади. Материалы раскопок в восточной части Кремля, на месте Чудова монастыря, недавно изданы отдельной книгой. А материалы раскопок на другом участке, в центре Кремля, в большом Кремлевском сквере, проводившихся по поручению Президента РФ, еще в работе.
— На пресс-конференции, посвященной объявлению лауреатов Демидовской премии 2023 года, вы говорили о возрастающем значении работы археологов в планетарном масштабе, об уникальном опыте российских специалистов последних лет. В чем он состоит и чем археология «прежняя» отличается от современной?   
— Повышенное внимание к археологическому наследию как к источнику новых знаний о прошлом и важной составляющей идентичности стран и народов — явление глобальное. Потеря наследия повсеместно в мире воспринимается как болезненная утрата. В России в последние десятилетия создана эффективная система сохранения археологического наследия с обязательной археологической экспертизой земельных участков, подлежащих хозяйственному освоению, широкими спасательными раскопками, сохранением всей документации о раскопках в одном архиве. Научная регламентация полевых археологических работ законодательно закреплена за РАН. Собственно, в основе этой системы лежит идеология Императорской археологической комиссии, созданной в Петербурге в 1859 году, которая при выдаче открытых листов (разрешений на право производства археологических изысканий) требовала надлежащего документирования раскопок и составления отчетов. Сейчас вся эта документация поступает в архив нашего института. В последние десятилетия этот поток увеличился, прежде всего за счет так называемых спасательных раскопок, предусмотренных законодательством.
— Когда утвердилась такая норма?  
— Практика организации раскопок в местах крупных новостроек у нас в стране появилась в 30-е годы XX века. Правда, тогда она носила во многом декларативный характер — объем археологических работ обычно был несопоставим с разрушениями, происходившими, например, при устройстве водохранилищ. Но законодательство о сохранении наследия совершенствовалось, и в современной России оно в целом соответствует интересам защиты археологических памятников. Проведение спасательных раскопок предписано там, где строительство затрагивает древности, и мы не можем найти других способов их сохранить. Судя по количеству выданных разрешительных документов, объем спасательных раскопок в последние десятилетия каждый год возрастает на 5–10 %, в результате чего накоплен огромный массив новых археологических материалов. Примеры наиболее масштабных спасательных раскопок последних лет — работы на месте строительства Крымского моста, на автомагистрали «Таврида» в Крыму, на автомагистрали М12 «Восток» Москва — Казань. Мы оценили объем новых материалов при подготовке первого археологического тома новой многотомной истории России, который должен выйти из печати в будущем году. В значительной своей части он основывается на археологических материалах, собранных в новейшее российское время. Так что централизованная организация сбора и хранения археологической документации, обеспечивающая систематизацию и доступность этих материалов, сослужила нам хорошую службу. Такая организация существует далеко не во всех странах. Общаясь с зарубежными коллегами, в том числе из постсоветских государств, мы часто слышим, что отчетные материалы разрозненны, их невозможно найти, какие-то раскопки остались не документированными вовсе. Российская же академическая наука сберегла практически все.
А. ПОНИЗОВКИН
Фотопортреты лауреатов —
С. Новиков
 
Год: 
2024
Месяц: 
февраль
Номер выпуска: 
3
Абсолютный номер: 
1283
Изменено 12.02.2024 - 13:35


2021 © Российская академия наук Уральское отделение РАН
620049, г. Екатеринбург, ул. Первомайская, 91
document@prm.uran.ru +7(343) 374-07-47