Демидовская премия

— Счастлив оказаться в одном ряду с такими корифеями. Современная археология многим обязана этим выдающимся ученым, очень разным по своим характерам и научным интересам. И история Демидовской премии изначально тесно переплетена с началом отечественной археологии. Иван Егорович Забелин был очень яркой личностью, совмещал раскопки скифских царских курганов и исследование истории Москвы, ее быта и повседневности, написал замечательные книги по истории столицы. Он воспринимал археологию как комплексную науку о древних культурах (на языке XIX века это «древний народный быт»), соединяющую в себе изучение материальных памятников и письменных источников. А Павел Степанович Савельев, кроме всего прочего, был одним из руководителей раскопок курганов в Суздальской земле в середине XIX века.

— Есть они и сейчас, но большинство постепенно становятся сторонниками. Буквально на днях поступило множество документов, научных статей, подтверждающих эффективность лекарства, его безопасность и расширяющих его потенциал. Это профессио-нальные, обстоятельные доказательства, собранные авторитетными специалистами из Уральского государственного медицинского университета, Санкт-Петербургского Института военной медицины Министерства обороны РФ, от китайских коллег. Препарат включен в рекомендации Минздрава РФ и, как оказалось, его можно использовать не только для лечения и профилактики традиционных вирусных инфекций — гриппа, ОРВИ, в последние годы ковида, но и, например, лихорадки Денге. То есть возможности его применения оказались неизмеримо шире, чем можно было поначалу предположить.

— Я достаточно поздно определился с выбором профессии, в нашей семье не было естественнонаучных традиций. Мой отец, Петр Иванович Кирпичников, был заместителем председателя Госплана СССР, во время Великой Отечественной войны курировал выпуск оборонной продукции и стал первым советским генералом, получившим это звание за руководство оборонной промышленностью, а мама Евгения Даниловна преподавала политэкономию в Плехановском институте. Я старшеклассником склонялся к математике, и физика и химия мне давались легко. Впрочем, благодаря и домашней атмосфере, и, конечно, школьному учителю литературы Юлию Киму, который теперь всем известен как бард, поэт, драматург, я интересовался историей, философией и вообще гуманитарными знаниями. Когда подошло время поступать в вуз, я колебался между Московским физико-техническим институтом и МГИМО, но мама убедила меня выбрать первый, чтобы получить востребованную профессию. В МФТИ давали лучшее, основательное фундаментальное образование. Там всегда был девиз: нет задач нерешаемых, есть много задач нерешенных. И студентов учили не бояться за такие задачи браться, при этом никто особо не следил за посещаемостью. У нас были великолепные педагоги — академики Л.Д. Ландау, Ю.А. Осипьян, Я.Б. Зельдович. Математику двум потокам читали член-корреспондент Лев Дмитриевич Кудрявцев — записи его лекций можно было сразу издавать в качестве учебников — и академик Сергей Михайлович Никольский, полная его противоположность. Он мог зимой прибежать в аудиторию в шубе и начать доказывать теорему не только для слушателей, но и для самого себя, периодически стирая написанное на доске шапкой.

— Это так и не так. Действительно, первые золотые вещи от бугровщиков (грабителей курганов, или бугров — ред.) попали в Санкт-Петербург через сибирского губернатора Матвея Гагарина и Никиту Демидова. И это не только основа Эрмитажа, а значительно серьезней — основа всей российской археологии. Потому что именно тогда в России начали собирать древности. Причем Петр I обязал их покупать, а не изымать, чтобы их не переплавляли и они не исчезали. Потом были другие царские приказы «собирать», к этому появился интерес. Сначала золотые вещи, о которых вы говорите, из Сибири попали в Кунсткамеру, дальше — в Эрмитаж. В сущности, это была и основа всех музеев России, и нашей археологии в целом, в чем, несомненно, одна из важнейших заслуг Петра. Но «демидовский» вклад в наш музей гораздо шире. Отдельная страница связана с итальянскими Демидовыми. Как известно, единственный сын Никиты Николай жил в Италии, организовывал там раскопки, собрал крупную коллекцию древних скульптур. Часть ее была потом куплена Николаем I для нового Эрмитажа (ныне главное здание музея работы немецкого архитектора Лео фон Кленце со знаменитыми атлантами — ред.) для которого подбиралась античная коллекция. Туда поступили и «демидовские» памятники. Там есть настоящие шедевры, есть вещи менее ценные, но всегда, когда мы говорим об изначальных составных музея, неизменно называем этот «демидовский» вклад. Особая история — роскошная «Малахитовая сень», она же ротонда, которую теперь видит каждый посетитель Эрмитажа, поднявшись по парадной лестнице в аванзал. Делалась она очень долго, Николай Демидов за огромные деньги заказал ее лучшим европейским мастерам, включая знаменитого французского скульптора Томира, и собирался поставить внутрь бюст Николая I. С бюстом не получилось, зато так рождался русско-французский стиль, сочетающий малахит и бронзу. В итоге после кончины Николая его сын Анатолий подарил сень Николаю I, чтобы установить ее в Исаакиевском соборе, но туда она не доехала, была выставлена в Таврическом дворце, потом в Александро-Невской лавре, а в начале 50-х годов XX века передана в Эрмитаж, где ей нашли особое почетное место как самостоятельному произведению искусства. Кроме того, у нас хранятся механические дрожки с верстомером, несколькими циферблатами и маленьким органчиком, изготовленные одним из талантливых демидовских умельцев крепостным из Нижнего Тагила Егором Кузнецовым, другие экспонаты, связанные с Демидовыми. Так что след этой фамилии в Эрмитаже очень мощный, он будет всегда.

— Конечно, нет. Тогда было модно давать детям новые необычные имена, и родители, видимо, подверглись этому влиянию. Хотя одна бабушка всегда называла меня Родионом, а другая Арием — такое имя есть в православных святцах. То есть каждый выходил из этой ситуации своим способом. Но «профессиональные» параллели и аналогии по семейной линии возникали всю жизнь. Отец мой был учителем, директором школы, затем — военным. Некоторое время он служил на полигоне Новая Земля. Потом я много раз был на этом полигоне, на испытаниях термоядерного оружия и останавливался в офицерской гостинице, в той самой комнате, где жили мои отец с мамой — Иван Семенович и Ольга Тимофеевна Илькаевы. А однажды, в молодости, из Сарова, тогда Арзамаса 16, я послал туда поздравление отцу с днем рождения, но телеграмму из одного закрытого объекта на другой не приняли. Такая была степень секретности.

— Я искренне признателен за присуждение мне Демидовской премии, которая на протяжении десятилетий считалась самой почетной неправительственной наградой в России. Само целеполагание этой премии, определенное учредителем Павлом Николаевичем Демидовым как содействие «преуспеянию наук, словесности и промышленности в своем Отечестве» свидетельствует о ее высоком статусе.

— Прежде всего, я благодарен жюри за присуждение мне столь высокой премии. Думаю, что она — знак уважения к заслугам всего Московского университета, а также к той роли, которую сыграла в его судьбе семья Демидовых. Роль их огромна, приведу лишь несколько примеров. В 1755 году при основании МГУ, тогда Императорского, три брата Демидовых — Прокопий, Григорий и Никита — выделили ему 21 тысячу рублей, почти в два раза больше, чем дала императрица Елизавета Петровна. Отец трех братьев Акинфий подарил университету минералогическую коллекцию, которую собрал на основе коллекции кабинета немецкого химика и металлурга Генкеля. Внук Акинфия Павел Гриигорьевич в 1804 году передал коллекцию монет и медалей и выделил 100 тысяч рублей на стипендии студентам — деньги по тем временам огромные. Николай Демидов, участник Бородинского сражения, передал в дар вузу ценнейшую естественнонаучную коллекцию из трех тысяч экспонатов, а его сын Павел Николаевич в 1831 году учредил научную Демидовскую премию. Все это — а историки знают: таких фактов гораздо больше — говорит о бепрецедентном вкладе Демидовых в становление университета. Именно благодаря их помощи и поддержке — такова абсолютная историческая правда — наш университет стал самым первым, самым могучим в России. Мы гордимся этим и всегда будем об этом помнить.

— Я родился в селе Яшкино Люксембургского (теперь Красногвардейского) района Оренбургской области. Люксембургским он назывался не только в честь знаменитой коммунистки Розы Люксембург, но и потому, что был заселен немцами. Моя мама Евелина Генриховна была из семьи немцев-меннонитов (зародившееся в Голландии течение в протестантизме, исповедующее пацифизм, отказ от оружия; из-за противоречий с государством меннониты вынуждены были переселяться в другие страны и во второй половине XVIII века оказались в Российской империи – ред.).  Их предки переселились в эти края в конце XIX века с Украины. А отец, Александр Григорьевич — из нижегородцев, его дед перебрался в середине XIX века. Отец был известным зоотехником, организатором племенного дела в Оренбуржье, занимался разведением крупного рогатого скота, овец, домашней птицы, организовывал конные соревнования, а еще — краеведом, этнографом, почетным членом Русского географического общества. Он основал музей истории освоения края, ставший центром немецкой культуры Красногвардейского района, а также культуры других народов, населяющих этот район — русских, башкир, татар. А при музее создал дендропарк из разных пород деревьев, хотя вырастить даже одно дерево в этих краях очень непросто.